Интервью

Екатерина Васильева-Островская: Споры о том, что такое Сетература и имеет ли она право на существование, не утихают до сих пор. Что скажет сегодня по этому поводу человек, стоявший у её истоков?

Алексрома: Что такое Сетература и с чем её едят... Споры велись не просто о праве на существование, но о праве на САМОСТОЯТЕЛЬНОЕ существование. Самоценна ли Сетература как форма творчества? Опыт показал, что не самоценна. Сетература начиналась как нечто гипертекстуальное, не переносимое на бумагу, а закончилась как пропуск к всеизрыгающему молоху Гутенберга.

ЕВ-О: Кстати, а почему ты так невзлюбил станок Гутенберга? (улыбается) Ведь, согласись, объёмные тексты удобнее всё же читать на бумаге. Вот у меня дома на полке стоит твоя книжка... Что же в этом плохого?

Алексрома: Плохо - как раз то, что стоит на полке, захламляя квартиру, а не растёт на полянке, вырабатывая кислород. Объёмные тексты как раз удобнее читать, распечатывая их с компа. Не нужно таскать за собой увесистый "кирпич". Прочитал главу в автобусе - выбросил на остановке, дома распечатал новую, сунул в карман и опять читаешь. К тому же, распечатки легче утилизовать. Расстаться с книгой не поднимается рука: всё-таки красиво оформленная, дорогая вещь. А листки не жалко в корзину бросить. Но главное не в технике, а в сознании. Печатный станок клиширует массовое сознание. Он ведь один на сотни тысяч человек. Посмотри вокруг себя: все читают одно и то же. Вчера - Маринину. Сегодня - Сорокина. Сам Сорокин считает, что он убивает массовую культуру. Но на самом-то деле происходит обратное. В Сети "Голубое сало" было культовой книгой, а в реале, широко растиражированное, стало порнухой. Сальная клубничка.

ЕВ-О: В общем, Сеть, на твой взгляд, более предпочтительная среда обитания для современного писателя и его произведений?

Алексрома: Старая бумажная гвардия - так называемые совписы - своего успешно добилась, поглотив Сетературу и структурировав её в виде общеприемлемых отходов творчества. Но основная привлекательность киберпространства для писателя состоит как раз в том, что он может - если конечно хочет - на каждом шагу отрываться от основной массы борзописцев и устремляться вперед, к неосвоенным территориям. Поэтому я и ушел в Кибературу - в виртуальную Шамбалу, огороженную от мейнстримного литературного процесса труднопроходимыми техническими перевалами. Большинство совписов даже не могут увидеть мои кибературные работы, потому что у них нет для этого соответствующих приспособлений (попросту говоря, плагинов). И это есть зело хорошо. Мне как виртуальному персонажу по кайфу жить в своём тихом заповеднике, не истоптанном туристскими тропами.

ЕВ-О: Давай теперь немного уточним терминологию. Кибература - это, насколько я поняла, наиболее радикальное ответвление Сетературы, экспериментирующее с выразительными средствами, которые предоставляют компьютерные технологии... Кстати, ты не помнишь, кто первый ввёл в употребление это слово?

Алексрома: Помню, конечно. Я и ввел, кто же еще? (улыбается) Кибераторов вообще можно пересчитать по пальцам. Дальше всех на этом пути продвинулся Жора Жердев, это настоящий энтузиаст. Скоро, кстати, мы планируем выпустить совместное произведение, уникальное по жанру. Это будет одновременно и электронная игра-стрелялка, и высокая поэзия. Называется "Падкие ангелы". Чем отличается Кибера от Сетеры? Сетература определяется всеми по-разному, но, как правило, если вещь впервые опубликована в Сети, она уже по умолчанию становится сетературной, даже если это обычный рассказ. Меня такое "право почвы" не устраивает, я предпочитаю "право крови": Кибература - это словесное произведение, которое создано в компе и не может быть перенесено на бумагу или другие носители. Не обязательно его даже вывешивать в Сеть. Можно просто хранить у себя на диске и показывать гостям, как картину.

ЕВ-О: То есть термин "Кибература" был пущен тобой в оборот для того, чтобы подчеркнуть радикальное различие между представленной в Сети литературой традиционного характера и чисто компьютерными экспериментами с художественным словом?

Алексрома: Ага, точно. Даже добавить нечего.

ЕВ-О: В статье "Первый и последний рейс "Сетературы" ты высказал мысль о том, что в Интернете соотношение между числом читателей и писателей приближается к единице. Как следствие, конкуренция в борьбе за читательское внимание здесь особенно велика. Нет ли у тебя какого-нибудь рецепта для начинающих сетераторов, как не затеряться в закоулках киберпространства и обратить на себя внимание публики?

Алексрома: Прославиться - дело нехитрое. Рецепт здесь один: кричать во всех чатах и гестбуках о своей гениальности под разными никами. Голосовать за себя с разных адресов, ну и всё в том же духе.

ЕВ-О: Ты действительно веришь, что кто-то этим всерьёз занимается? По-моему, всё это легенды и страшилки...

Алексрома: Я и сам этим занимался в качестве эксперимента. Как видишь, удачно - иначе бы ты у меня не брала интервью. (улыбается) Как ты думаешь, почему обо мне всякие там обозреватели писали? Потому что я их доставал письмами. Только напишу что-нибудь художественное - сразу Паравозову или Носику сообщаю. Другие стеснялись, а у меня хватало наглости. Потом мне это надоело. Я им писать перестал - они про меня забыли. И я не один такой. Вспомним классиков. Державин заметил Пушкина, но кто бы на это обратил внимание, если бы сам Александр Сергеевич не отметил особо сей факт в своём же стихотворении? А Есенин говорил, что ему нечему учиться у Пушкина, потому что он сам "Пушкин". А Маяковский писал "есенин" с маленькой буквы, подчеркивая тем самым своё над ним превосходство. Короче, приёмы всегда те же самые, новых способов прославиться пока не изобрели. Перефразируя известную поговорку, можно сказать, что нет ни одного известного человека, который прославился бы честным путем. Гораздо труднее обратное - заставить забыть о себе. Вынырнув из Леты, обратно в неё не войдешь. Этого в своё время добивался де Сад под старость: сжёг все свои документы и бумаги, уничтожил портреты, замёл все следы. И всё равно вошёл в историю, даже без лица!

ЕВ-О: Де Сад - твой новый кумир? Признавайся! (улыбается)

Алексрома: Отнюдь. Я себе его не сотворил в половом понимании вопроса. Но де Сад для меня - образец честного писателя. Другие писали за деньги, а он - ради чистого удовольствия и даже без надежды на читателей - его книги до сегодняшнего дня запрещены во Франции. В своём завещании он написал дословно следующее: "прошу стереть с лица земли все следы моей могилы, чтобы у людей не осталось памяти обо мне". Не удалось. А кому-то, наверное, удалось, но мы об этом никогда не узнаем... Так что перед тем как прославиться, задумайтесь над необратимостью этого процесса. А что касается Сетературы, то в ближайшем будущем читателей совсем не останется, и настанет подлинный рай для писателей: у всех по одному читателю (сам автор), никакой конкуренции, все первые. Я, кстати, давно уже задумывался над тем, зачем нужны читатели, и пришел к неожиданному выводу: совсем не нужны! Их надо истреблять как паразитический класс: сами ничего не пишут, а только всё читают и читают. Гутенбергова отрыжка! Читать нужно разрешать только в школе, а потом чтобы все писали.

ЕВ-О: ОК. Поговорим теперь о твоей знаменитой повести "Плоть, прах и ветер"...

Алексрома: Интересно, чем это она знаменита? Надеюсь, всё-таки, что ничем.

ЕВ-О: Ну, как тебе сказать?.. Она знаменита просто тем, что в Рулинете её все знают. Или почти все. В любом случае, в своё время она вызвала горячие дискуссии. По-моему, не в последнюю очередь из-за смелых эротических сцен. Раз уж мы заговорили об этом, расскажи, пожалуйста, насколько трудно описывать подобные эпизоды. Я слышала, к примеру, что Кафка начал свой "Замок" в первом лице, но, дойдя до первой же откровенной сцены, решил сменить перспективу и окончательно перешёл на третье лицо, очевидно не справившись с чувством неловкости. Не было ли у тебя похожих проблем?

Алексрома: Когда пишу, проблем нет, проблемы начинаются потом, когда мои друзья и знакомые читают, что я написал. Вообще, люди почему-то лучше всего узнают себя именно в эротических сценах. Если ты опишешь, как твой знакомый курит сигары или катается на велосипеде, он себя не распознает, но вот когда начинаются постельные сцены - здесь уже все начинают выискивать сходство с собой. С двумя людьми я даже поссорился из-за этого. Но один человек, наоборот, нашелся благодаря ППВ: моя старая знакомая, с которой я не общался несколько лет, позвонила после того, как прочитала книгу.

ЕВ-О: А какую роль вообще играют в твоих произведениях реально пережитые события и реально существующие люди?

Алексрома: Я бы сказал, самую главную. Поскольку я пишу экспромтом, у меня всё исходит из эмоций, а все эмоции - от переживаний, откуда же ещё? Но, естественно, приходится по ходу дела камуфлировать реальность. То есть, от событий и реальных людей в произведениях остаются одни переживания, облачённые в иную форму. Если мне плюнули на голову с небоскрёба в Нью-Йорке, я напишу, что Васе Одуванчикову, потерявшему месячный проездной, набили морду контролёры в московском автобусе - главное, передать чувство обиды на злую судьбу.

ЕВ-О: Ага, теперь я, кажется, понимаю, по какому принципу нужно расшифровывать твои книжки. (улыбается) Вообще, разбираться в происхождении и внутреннем смысле отдельных литературных образов - довольно интересное занятие. Взять хотя бы ту же повесть "Плоть, прах и ветер", действие которой происходит в отдалённом будущем. При этом исходной точкой сюжетных перипетий является такое традиционное и даже в некотором роде консервативное заведение, как интернат. Здесь твои герои учатся, думают о смысле жизни, предаются любви и жестокости. Вполне могу представить себе подобную атмосферу в каком-нибудь благородном институте лет 100-200 назад, или даже ещё больше... Итак, что делает интернат в фантастическом произведении?

Алексрома: Интернат в ППВ - это, разумеется, метафора. Странно только, что никому не приходило в голову, что Интернат - это метафора Интернета. Звучит ведь почти одинаково, и это не случайно. Наверное, никто не узнаёт в моем "Интернате" Интернет по той простой причине, что это образ не всей Сети, а только той её части, в которой я обитал в то время, когда писал повесть. Это была замкнутая литературная тусовка, герои которой именно что "учились, думали о смысле жизни, предавались любви и жестокости". А негласным лозунгом этой тусовки было изречение А. Н. Житинского "Интернет - форма бессмертия". То есть, каждый сознательно или неосознанно старался пробить себе путь к известности, чтобы "попасть в аналы", как случайно скаламбурила одна благородная девица, и тем самым получить пропуск в бессмертие.

ЕВ-О: Ты знаешь, я таки восприняла твой интернат как метафору. Но мне в первую очередь подумалось, что это метафора всей нашей жизни: общество постоянно обязывает нас подчиняться более или менее строгим правилам и нормам поведения, напоминающим дисциплинарный устав интерната, однако, с другой стороны, у каждого имеются свои тайные страсти, иногда осознанные, иногда томящиеся в подсознании. В любом случае, в жизни, как и в интернате, существуют некие подводные, параллельные течения, не поддающиеся контролю извне и скрытые от глаз воспитателей... Что ты об этом думаешь?

Алексрома: Я думаю, что интернат, как и школу, можно сравнивать с чем угодно, потому что мы все вышли из школы - нам там так капитально вправили мозги, что мы на всю жизнь останемся по сути школьниками, добивающимися хороших оценок. Если даже оценивать некому, мы сами себе проставляем отметки. Типа, дал интервью на четыре с плюсом, а мог бы и на пять с минусом. От контроля извне отделаться не так уж сложно - достаточно послать воспитателей на х... Гораздо труднее снять с себя внутренние ограничения. Самого себя не пошлёшь. А если и пошлёшь - то всё равно сам за собой пойдёшь. (улыбается)

ЕВ-О: Да, пожалуй, твоё толкование интерната как метафоры Интернета точнее соответствует общей проблематике повести. В интернате твои герои проходят обряд приобщения к бессмертию. Интернет, в свою очередь, манит обещанием если и не бессмертия, то, по крайней мере, бессмертной славы...

Алексрома: Своей повестью я пытался доказать самому себе, что известность - не залог бессмертия, а болезнь, вызываемая вирусом тщеславия. Стремиться к бессмертию - всё равно что изобретать велосипед, потому что каждый человек изначально бессмертен. Но это уже новая тема. Возвращаясь к бессмертным литературным баранам, могу только добавить, что после этой повести я уже больше не писал художественных произведений под своим именем и каждый раз менял имена. В некоторых виртуальных библиотеках можно найти сразу несколько моих произведений под разными именами. Своим близким друзьям я, правда, раскрываю некоторые псевдонимы, и тут не обходится без курьезов. Один мой друг остался совершенно не тронут прозой Алексромы, но потом был сильно удивлён, когда узнал, что я - автор его любимого рассказа, который он читал вслух своей девушке.

ЕВ-О: А может, раскроешь всё-таки читателям "Словесности" эксклюзивно пару твоих секретных проектов?

Алексрома: Для родной "Словесности" не жалко. Андрей Беглый, Белый билет. Могу даже подсказать, что это своего рода загадка: там есть текст, который нужно найти.

ЕВ-О: Очень надеюсь, что он там действительно есть, и это не очередное минималистское произведение, состоящее из пустой страницы. (смеётся)

Алексрома: Есть-есть! Причём стихотворный.

ЕВ-О: Стихотворный? Это интересно! Особенно, если учесть, что в последнее время твоё имя в основном ассоциируется с визуальным искусством. Первоначально, правда, твои анимации отталкивались от текстов, некогда написанных тобой как самостоятельные литературные произведения (я имею в виду "Звездопад"). Зато позже, в таких, к примеру, работах, как "Последняя стадия божьей коровки" или "Словософия", картинка получила абсолютно доминирующую роль по сравнению с текстом. Более того - текст, там, где он присутствует, сам превращается в картинку, распадается, на слова и буквы, воспринимаясь отчасти как чисто декоративный элемент. Чем обусловлено это развитие?

Алексрома: Наверное, это отражение универсального процесса. В начале было слово, потом был символ, а закончится всё образом конца света. Нет, Слово не умерло, напротив, в последнее время оно приобретает всё возрастающую магическую силу с развитием кибернетического и нейро-лингвистического программирования. Вместе с тем, художественное слово - всего лишь красивый сосуд, лишённый сущностного наполнения. Так уж сложилось, что больше всего ценится наименее дидактичная, бесцельная литература. Вот взять хотя бы любимую мной "Лолиту". Несмотря на опасения пуритан, никто её всерьёз не пытается использовать как пособие по совращению малолетних. Сорокин недавно заявил, что литература - не более чем наркотик. Я с ним согласен в таком определении, но меня не устраивает использование слов лишь как заменителей психотропных субстанций, поэтому я пытаюсь отойти от литературы и по-новому играть словами, используя их не как определения, но как символы.

ЕВ-О: Да, прорыв к новым горизонтам - это очень интересно. Однако я заметила, что в литературе и вообще искусстве сейчас также популярна и оглядка назад, в сторону классики. Уже вышел современный вариант романа "Идиот", написанный Фёдором Михайловым. Снят фильм "Даун-Хаус", представляющий собой также модернизированную версию "Идиота". Параллельно появился и твой проект под названием "IDIOT", превративший бессмертные строки Достоевского в одну-единственную бегущую через экран строку, в которой к тому же не осталось ни одной русской буквы... Вопрос такой: почему всё-таки именно "Идиот"?

Алексрома: Ответ такой: потому что это первое и единственное пока произведение, серьезно меня задевшее. Когда я впервые прочитал эту книгу в 15 лет, у меня появилось ощущение, что настоящая реальность - не здесь, а там, в романе Достоевского. Но главное - это книга о настоящей любви. Почему-то никто не воспринимает "Идиот" как историю любви, но для меня эта книга именно про любовь, и ни про что больше. Я чувствую любовь "Идиота" физически. В общем, главной целью моего проекта было подчеркнуть реальность этой книги, представив ее в новостном формате. Латинские буквы появились чисто по техническим причинам: программа бегущей строки отказывалась брать русские шрифты. Можно было бы еще поработать над программой и русифицировать её, но я подумал, что латиница ещё больше высветит актуальность и универсальность "Идиота". Да и название всплыло подходящее - то же, да не то. Idiot идиоту рознь.

ЕВ-О: Полностью с тобой согласна! Кстати говоря, это не единственная твоя работа, в основу которой положено классическое и даже в определённом роде каноническое произведение. Я имею в виду твоё участие в конкурсе Арт-Флэш 2001, где перед участниками была поставлена нелёгкая задача адаптировать образцы традиционного изобразительного искусства к новым выразительным средствам и формам восприятия. На этот раз ты обошёлся совсем без литературного слова, зато создал очаровательные интерактивные вариации на тему таких известных картин, как "Купание красного коня" и "Обнажённая Маха", которые, к слову сказать, позволили тебе подняться на подиум победителей, опередив огромное количество конкурентов. Какие впечатления ты вынес из этого конкурса?

Алексрома: Впечатление было, что подобрались очень сильные соперники и что жюри судило объективно. Иначе бы я занял не второе место, а первое, потому что среди судей были люди, с которыми я хорошо знаком. Но в итоге оказалось, что за меня голосовали как раз те, кого я не знал. Вообще, отзывы публики по моим работам были полярные: либо сильно нравилось, либо вызывало ярый протест. На долю победителей в итоге досталась изрядная порция грязных ругательств, но это мне было знакомо ещё по литературным конкурсам. Как бы то ни было, в целом впечатления остались совершенно радужные, потому что благодаря этому конкурсу я попал в среду художников и кураторов и целый месяц замечательно с ними тусовался в Москве и Питере. Кусто-Кусто, Сергей Тетерин, Олеся Туркина, Лиза Морозова и ещё много замечательных людей.

ЕВ-О: А как тебе показалось, сильно ли отличается тусовка художников по своему духу от литературной? У меня вот, например, такое впечатление, что они в общем и целом терпимей друг к другу...

Алексрома: Да, у меня тоже сложилось такое впечатление. Наверное, потому что они все идут каждый своей дорогой: один пишет маслом, другой - карандашами, третий ваяет из гипса, четвертый делает инсталляции и т.д. Им нечего делить. А у писателей на многотысячную ораву три десятка букв - и всё! Я поэтому и ушел в Кибературу - чтобы быть ближе к свободным художникам.

ЕВ-О: Ты знаешь, я действительно заметила, что мне лично намного больше нравятся писатели, которые работают со мной в совершенно разных направлениях. Наверное, именно из-за того, что нам как бы нечего делить. Хотя, с другой стороны, если мне нравится какой-то автор, то я что-то перенимаю у него, и у нас постепенно появляется нечто общее... В общем, замкнутый круг какой-то! (улыбается)

Алексрома: Я и за собой такое заметил. Но я не только перенимаю: мне всегда хочется написать то же самое, но по-своему. Мартышкин труд, конечно, но руки чешутся. Помнишь, я переделал кусок из твоего "Праздника топора", который ты переделала из "Преступления и наказания"? Получилось нечто вовсе ужасное: кровавая порнография.

ЕВ-О: Да, я была в шоке, когда увидела, на что тебя вдохновил мой роман. (смеётся) Кстати, над чем ты работаешь сейчас? Я слышала, ты готовишь новую, совершенно особенную книгу. Если можно, приоткрой, пожалуйста, секрет: что это будет за вещь?

Алексрома: Открывать секреты ещё рано, потому что готово пока только начало книги. Можно только сказать, что это будет философский трактат, посвящённый одной мало разработанной теме, которая волнует, тем не менее, всех. Эта тема, как ни странно, не была открыта древнегреческими мыслителями и всплыла на поверхность всего 300 лет назад. У неё нет пропонентов, есть только критики. В общем, я буду чуть ли не первым, кто рассматривает эту тему с позиций pro, а не contra. Остальные, прежде чем браться за нее, долго и нудно оправдывают сам выбор темы. Считается, что долгое раздумье над этой темой чревато сумасшествием. Послядим-погмотрим.

ЕВ-О: О Боже! Ну ты меня и заинтриговал! Теперь не успокоюсь, пока не узнаю, о чём там всё-таки речь!

Алексрома: А когда узнаешь - и вовсе покой потеряешь. (лукаво улыбается)

ЕВ-О: Ладно, возьму себя в руки и попробую переключиться на другую тему. (улыбается) Ты живёшь в Нью-Йорке, общепризнанной столице мира, а также центре русской эмиграции и, соответственно, русской культуры в Америке. А как обстоят у вас в Нью-Йорке дела с русской литературной жизнью?

Алексрома: Один местный критик сказал, что Нью-Йорк для русского писателя - это то же, что Саратов. То есть, литературная провинция. Жизнь кипит, но местного масштаба. Есть клуб писателей и клуб поэтов. Прозаики занимаются в основном выяснением отношений. Поэты - несравненно более милые люди и пишут к тому же хорошие стихи. Одно время я часто ходил на сходки к поэтам, но сам я стихи не пишу, поэтому полноценным членом общества так и не стал. К тому же, меня всегда ломало тратить время на дорогу в реале - час туда, час обратно - когда в Интернете можно собраться моментально.

ЕВ-О: 11 сентября прошлого года Нью-Йорк стал местом трагических событий, которые во многом изменили мир. Я имею в виду не только политическую ситуацию, но и тот осадок беспомощности и подавленности, который оставили в массовом сознании телевизионные кадры, запечатлевшие почти запредельный размах разрушений. Но если такое происходит в твоём городе, ты, как мне представляется, переживаешь это ещё намного более интенсивно. Оказало ли это влияние на твоё мировоззрение?

Алексрома: Моё мировоззрение поменялось ещё до той роковой даты, потому что было ясно: рано или поздно произойдёт большой теракт. Да и не только мне это было понятно, потому что везде и всюду говорили о том, что арабские фундаменталисты что-то готовят против Америки, вопрос только в том, где и когда. Самое тяжёлое - даже не сама беда, а её ожидание. И сейчас есть такое ощущение, что не всё ещё закончено.

ЕВ-О: В последние недели проблема террора неожиданно обострилась также и в твоём родном городе Москве... И тем не менее жизнь идёт своим чередом - и в Москве и, конечно же, в Нью-Йорке. Расскажи, пожалуйста, за что ты любишь Нью-Йорк и какие его уголки тебе наиболее близки?

Алексрома: А кто сказал, что я его люблю? Да не люблю я его вовсе! Хотя он мне и близок. Серьёзно, я больше люблю не сам Нью-Йорк, а его пригороды. Причём, пригороды у него очень разнообразные: на юге - океан (рыбалка), на севере - горы (велосипед и лыжи), на востоке - пляжи (серфинг), на западе - шоппинг (тоже своего рода спорт). Наиболее мне близок прилежащий к Нью-Йорку уголок под названием Котоубийственные горы (Catskills). Места необыкновенные: там и озёра, и скалы, и пещеры, и прогулки по Гудзону на каноэ, и сплав на плотах через пороги, и много чего другого.

ЕВ-О: Я бы тоже не прочь там погулять... Всё, пошла заказывать билеты на Нью-Йорк! Хотя нет, я ведь тебя ещё кое-что хотела спросить на одну волнующую меня тему. Вот спрошу и тогда уже пойду. (улыбается) Герой твоей повести "Звёзды над нами" в один прекрасный день с удивлением узнаёт, что согласно гороскопу ему уготована совсем иная судьба, нежели та, на которую он рассчитывал. И действительно, начиная с этого момента, его жизнь резко меняется. Как ты думаешь, звёзды действительно могут повлиять на нашу судьбу? По крайней мере, я знаю, что у тебя самого особые отношения со звёздами...

Алексрома: Да, я тебе говорил, что в моём "доме" смешались все планеты.

ЕВ-О: Нет, ты мне никогда не говорил об этом. Я просто имела в виду твою компетенцию в области гороскопов. Но теперь мне, конечно же, хочется знать, какие планеты смешались в твоём "доме" и что это всё вообще обозначает.

Алексрома: Так я и выдал вам свою секретную мунданную карту! Может, ещё план эрогенных зон начертить?

ЕВ-О: Да, пожалуйста, во всех подробностях! Или ты хотел что-то скрыть от своих читателей? (смеётся)

Алексрома: Мне скрывать не от кого. Своих читателей я давно разогнал. Могу поделиться секретом: они тебе говорят "как это гениально!", а ты им в ответ: "сам дурак!!!". Действует безотказно. Вот, сегодня одна незнакомая девушка мне написала: "Никогда не видела ничего подобного! Но не продолжайте в том же духе: это может не очень хорошо закончиться". Я ей ответил: "Судя по вашей реакции, это уже плохо закончилось". Вообще, все писатели издеваются над читателями как могут. Одни их кормят дешёвыми детективами, посмеиваясь в ус: нате, жрите, дорогие. Другие - в открытую насмехаются, упражняясь в нечитабельной стилистике. Третьи - вымещают свою злость: получи, фашист, чернуху! Искренней любви к читателю ни у кого нет. Иногда мне даже жаль этих по-детски доверчивых грамотеев, которые думают, что набираются из книг ума. В лучшем случае писатели ими искусно манипулируют, а в худшем - прививают свои собственные комплексы.

ЕВ-О: Ну, раз униженные и оскорблённые читатели уже всё равно разбежались и никто нас подслушать не может, придётся тебе таки выкладывать секретные подробности твоего гороскопа! (улыбается)

Алексрома: По правде говоря, я и сам не помню, что именно у меня там сошлось, давно в гороскоп не заглядывал, запомнил только, что пять светил в родном доме соединились в одной точке. А что это обозначает - все говорят по-разному. Но сходятся в том, что ничего особенно хорошего. Так, перекосы в судьбе и в личной жизни. Но я так думаю, что не только у меня, но и у всех людей особые отношения со звёздами. Кстати, для своей будущей книги я нарыл любопытные факты, на основе которых сделал маленькое открытие: "Среднее число нейронов мозга человека совпадает в порядковых величинах с числом звёзд в родной галактике и составляет 100 миллиардов. Это можно было бы считать простым совпадением, однако если посчитать общее число нейронов для всех людей (около 6,3 млрд. в 2002 году), получится показатель, вплотную приближающийся к расчётному числу звёзд во всей Вселенной, а именно, миллиард триллионов." Звёзды не только над нами, но и внутри нас! Вернее, даже одновременно и снаружи, и внутри.