email


О проекте
НОВОСТРОЙКИ  
ГОСТИНЫЙ ДВОР  
ВАСИЛЬЕВА-ОСТРОВСКАЯ  
ГЛАВНАЯ
АВТОРОВО  
ПРОСПЕКТ СОБЫТИЙ  
АКАДЕМИЧЕСКАЯ  

Сакральное в советской литературе
Доклад Екатерины Васильевой-Островской.
ИнтервьюСовременная русская поэзия: между традицией и постмодерном
Отчёт о поэтических чтениях в Кёльнском университете, организованных Екатериной Васильевой-Островской.

 

 

   

Михаил Кононов: презентация книги

"Голая пионерка"

КЁЛЬН 01.10.2003

Литературный вечер проходил в Центральной городской библиотеке, которая действительно находится в самом центре города. Читальный зал, где были установлены ряды стульев и небольшое возвышение для выступающих, со своими стеклянными стенами-окнами от пола до потолка немного напоминал аквариум - только вода была не внутри, а снаружи, так как уже весь день шёл проливной дождь. Пробегающие мимо по узкому тротуару прохожие кидали из-под своих зонтиков несколько скептические взгляды на группу людей, неторопливо занимающих места в ярко освещённом, просторном помещении. То обстоятельство, что зрителей собралось достаточно мало (и большинство из них знали друг друга), создавало камерную, почти домашнюю атмосферу.

Вечер открыла ведущая, кратко представив автора и его роман, написанный около двенадцати лет назад и не имевший долгое время шансов быть напечатанным в России из-за усмотренной в нём крамолы по отношению к Великой Отечественной Войне вообще и маршалу Жукову в частности. Сам автор, уже во время дискуссии, рассказал залу историю о том, как начальник типографии, куда в годы Перестройки был направлен его роман, уволился по собственному желанию, чтобы не выполнять этот оскорбительный по его мнению заказ, отчего выпуск романа был надолго приостановлен. Таким образом, книга, разоблачающая героические мифы прошлого, заранее презентирует себя читателям в мифическом ореоле скандальной вещи, преступающий все мыслимые границы дозволенности. Однако стиль романа противоречит этому имиджу: обстоятельный, полный горькой иронии, местами осознанно анахроничный и сдержанный - наибольшее впечатление он производит в авторском исполнении, неторопливо и дистанцированно ведущем через текст. Актёр, зачитывавший немецкий перевод, напротив, вносил в текст большое количество эмоций и слегка переигрывал моменты, которые по его мнению могли бы развеселить публику. Случайность это или нет, но в середине наиболее волнующей сцены расстрела маршалом Зуковым (двойником реального маршала Жукова) побывавших в окружении бойцов ему отказал голос, и оставшийся текст пришлось дочитывать ведущей. Так или иначе, автор сделал актёру комплимент, похвалив его за выразительное чтение и назвав "переводчиком чувств" четырнадцатилетней героини, от лица которой ведётся рассказ. Однако именно с передачей чувств во время декламации, на мой взгляд, следовало быть чуть осторожней, так как именно чувства пионерки, ставшей в годы войны дочерью (а вернее, женой) целого полка, не принимаются в романе всерьёз ни её грубоватыми любовниками, ни суровой фронтовой логикой, ни самой героиней, ещё не осознающей себя полноценной личностью, вследствие чего вдумчивая, "прохладная" авторская манера чтения кажется более адекватной.

Что касается эротического элемента истории, за который, по словам Кононова, ему сильно досталось от критиков, то, несмотря на детальные описания и некоторые физиологические подробности соответствующие сцены производят благопристойное, почти целомудренное впечатление, так как мы видим их глазами юной героини, не вполне понимающей сути совершающегося (вернее, совершаемого) с ней процесса. Так что, если несколько заигрывающее с читателем название и способно вызвать подозрения в том, что речь здесь пойдёт об эротических фантазиях, сам текст убеждает в обратном. Самое позднее к сцене массового расстрела читатель понимает, что ублажать его здесь никто не собирается. Как подтвердил автор, отвечая на один из вопросов, он хотел написать притчу об изнасиловании человека войной и деструктивности любой агрессии. Чтобы не заканчивать на такой патетической ноте, Михаил Кононов в заключении заверил, что ему самому никогда в жизни ещё не удалось никого изнасиловать. Интересно, как отреагировали бы на это заявление сторонники доктрины авторского опыта, которая предписывает писать только о том, что было реально испытано?

Несмотря на небольшое число зрителей, дискуссия никак не хотела останавливаться сама собой, и даже после того, как ведущая вынуждена была объявить об окончании вечера, публика не спешила вставать со своих мест. Расходились все в задумчивости, к которой вообще располагают дождливые осенние вечера и такие книги.

Е. Васильева-Островская


К СПИСКУ ОТЧЁТОВ