Интервью

Екатерина Васильева-Островская: Ваши экспериментальные стихи, написанные с использованием интегралов и математических систем координат, думаю, поразили воображение многих читателей "Сетевой Словесности". Расскажите, пожалуйста, как у вас появилась идея так радикально "поверить гармонию алгеброй"?

Максим Бородин: Я всегда экспериментировал, искал что-то оригинальное, но предупреждаю сразу - разумных объяснений всему, что написано, у меня нет. Многое сделано интуитивно, и я могу только догадываться о том, что заложено в каждой формуле, в каждом графике - их смысл многослоен, например, как морская вода. Стихи и поэзия вообще, как известно, передают не только мысли, а в большей степени чувства, настроения, которые могут меняться даже на протяжении одной строки, а то и одного слова. Начинал я писать стихи традиционные и продолжаю по мере терпения, так как ничего нового привнести в эту форму, наверное, не смогу, а эксперимент дает простор для волеизъявления и самовыражения.

ЕВ-О: А вы не боитесь, что необычная форма ваших математических стихов вызовет у публики и у критиков соблазн воспринимать их как своего рода аттракцион? В этом случае есть опасность, что именно внутреннее содержание стиха может пройти незамеченным…

МБ: Стихи в декартовых координатах, в отличие от других моих, таких, как "Равновесие", "Привет, восторженность" и тому подобных, положительно воспринимаются как критиками, так и читателями продвинутыми и не продвинутыми. Форма, кажущаяся на первый взгляд простой и тем привлекательная, задерживает внимание и заставляет читать (даже можно сказать просматривать) и думать и тех и иных, наполняя текст собственным внутренним содержанием.

ЕВ-О: А как все-таки произошел переход от традиционных стихов к экспериментальным?

МБ: Я начал писать стихи (обычную лирику) в математическом классе, году в 1988. И, наверное, алгебра и начало анализа, тригонометрия, геометрия, теория вероятности повлекли необратимые изменения в моей психике и литературном воображении. А если серьезно, то еще до "Стихосложения" я пытался использовать материал, на первый взгляд далекий от поэзии. У меня есть такая наивная поэма "Земля Святого Франциска Ассизского", состоящая из приближенной нарисованной карты этого архипелага, этой земли с названиями островов, хребтов, озер, гор, перевалов такого типа: "остров Первой Затяжки", "остров Второй Затяжки", "река Твоего Языка", "залив Моего Языка", "горы Белого Кролика", "мыс Письменного Стола", "вулкан Святого Франциска Ассизского", "перевал Гуру" и так далее. Все это выстраивается в единую картину бытия, взаимосвязанную с пространством земли и жизнью на ней.

ЕВ-О: Да, эта поэма будет как раз впервые опубликована на нашем сайте вместе с интервью. Интересно, что и в ней ваше поэтическое слово оказывается как бы вписанным, вернее врисованым, в своеобразную систему координат... А вы не думали о том, чтобы поэкспериментировать с реальным пространством? Например, интегрировать стихи в городской пейзаж в рамках соответствующего хепенинга?

МБ: Хорошая идея. Например, за ночь переименовать улицы, учреждения, выстроив их пространственную взаимосвязь в контексте той или иной идеи, написать отбойным молотком на мостовых стихотворения последнего цикла, использовать вместо стандартной формы строительных материалов блоки в виде букв русского алфавита, построив дом, который можно было бы читать, или использовать рекламные площади как всепоглощающие страницы бесконечного литературного альманаха. Это только первое, что пришло мне на ум, но, увы, у меня нет таких средств. Здесь работают поэты иного уровня, а я привык к бумаге и карандашу и все свои идеи воплощаю в двумерном виде, хотя воображение читателя превращает их в многомерные картины.

ЕВ-О: В случае с картой это достаточно легко. Представить себе нечто объемное и конкретное за математическими элементами уже труднее. Хотя, думаю, тоже возможно... А каким образом у вас все-таки появились все эти формулы, интегралы и координатные оси?

МБ: В 1998 у меня возникла мысль использовать в своих поэтических размышлениях математический аппарат. Ведь любая формула, график, взаимосвязь математических символов, функций и действий уже сама по себе несет какую-то информацию, идею, описывает какое-то явление, доводя их суть до сознания и воображения человека. В своем случае я использовал простейшие, знакомые всем со школы элементы и попробовал с их помощью выразить опять же простейшие, основополагающие образы бытия: "дождь", "человек", "поэзия", "осень". И, конечно же, надо признать, во всех моих экспериментах есть определенная доля иронии. Где-то ее больше, где-то меньше. Например, в "Интегралах" иронии больше, чем в "Стихосложении". И в дополнение к уже сказанному хотелось добавить, что в своем творчестве я стремился к недосказанности поэзии, оставляющей для читателя простор для собственных размышлений, собственных выводов. Но именно не двусмысленность, а недосказанность. Стих с использованием математического аппарата дает моему читателю возможность участвовать в судьбе своего воображения, увидеть в координатах "сна", "утра" и "дождя" свое пространство. Выбрать точку, которая станет его центром.

ЕВ-О: Кстати, образ дождя фигурирует во многих ваших стихах. Складывается впечатление, что это явление природы является для вас особенным источником вдохновения...

МБ: Наверное, потому что по знаку я водолей со всеми вытекающими последствиями. Могу в свою поддержку процитировать классику: "Достать пролетку за шесть гривен. / Чрез благовест, чрез клик колес / Перенестись туда, где ливень / Еще шумней чернил и слез". Жару переношу хуже, чем мороз, и самый лучший вариант для жизнедеятельности - это осень-весна в традиционной интерпретации, поэтому я опять и опять возвращаюсь к "дождю".

ЕВ-О: В предисловии к "Стихам в декартовых координатах" вы говорите: "Поэзия - настоящая женщина", противопоставляя ее салонной леди-недотроге. Вы действительно считаете, что вашим стихам не свойственна элитарность?

МБ: Настоящая женщина - всегда леди, но не всегда леди - настоящая женщина. В предисловии я предпочел женщину, имя которой "Жизнь", со всеми расцветами, ошибками, предменструальными синдромами и тому подобным, но женщину, без которой не будет поэзии и даже прозы. А по поводу элитарности - да, мои стихи непонятны, но, скорее всего, они упрощены до непонятливости, чем усложнены. Мне даже ставили в укор то, что это не поэзия, так как слишком просто, чтобы быть таковой. Мне просто не нравится слово "элитарность". Сразу представляешь себе этакого непризнанного гения, кушающего черную икру деревянной ложкой в окружении престарелых новых аристократок, заглядывающих ему в рот объективами цифровых видеокамер. Шучу, конечно. Но слово не нравится.

ЕВ-О: У вас есть небольшая подборка, которая называется тепло и просто - "Человеческие стихи". Однако, начав их читать, начинаешь постепенно сомневаться в их "человечности". Ведь люди представлены в этом цикле не как существа чувствующие и переживающие какие-то эмоции, а как абстрактные понятия, практически полностью отделенные от живой материи. Мне кажется, это, скорее, взгляд исследователя, чем лирического героя...

МБ: Да, получилось несколько прозаично, суховато и не надрывно-эмоционально, но от этого стихи не стали менее человечными. В цикле люди показаны в их внешней интерпретации, в их параллельной функциональности. Параллельной их внутреннему, чувственному миру, то есть векторно направленному в ту же часть космоса, пространства и взаимно не пересекающимися. Вот так умно сказал - но это впервые я даю объяснения "Человеческим стихам", в отличие от декартовых, о которых меня спрашивают часто. Но в основном вы правы, это взгляд исследователя, но и он может быть лирическим героем. Здесь задействован в качестве эмоциональной палитры не внутренний мир человека, а мир вокруг человека, но и по этим признакам мы можем догадываться о том, что творится внутри человека.

ЕВ-О: Да, такой подход можно, пожалуй, тоже считать своего рода экспериментом. В "Сетевой Словесности" у вас есть и еще несколько достаточно экспериментальных (хоть никак и не связанных с математикой) циклов, в которые входят стихи, состоящие практически из одних названий. Причем названия достигают необычно больших размеров и детально объясняют, о чем должна пойти речь в стихотворении, в то время как сами стихи не выходят за пределы нескольких слов и иногда лишены конкретной смысловой нагрузки. Это своеобразная акция протеста против затянутых интерпретаций, которые часто рискуют разминуться с истинной сутью стихотворения? (улыбается)

МБ: Меня всегда интересовала взаимосвязь названия (заголовка) и самого текста. В этих циклах я попробовал поэкспериментировать с их функциональностью. Вся смысловая и визуальная нагрузка перенесена в заголовок, а на текст оставлена только звуковая, но и она играет свою роль, не менее важную, являясь как бы амортизирующим слоем между читателем и автором. Хотя девяносто процентов смысла все же в названии. И опять же повторюсь - я вкладывал во все это определенную долю иронии... И к себе тоже.

ЕВ-О: Как оказалось, вы не только пишите стихи, но и занимаетесь художественными переводами. Мне бросилось в глаза, что большинство поэтов, представленных вами в сборнике "Переводы внутреннего моря", в каком-то смысле стоят между различными культурами, странами или даже континентами: из их биографий следует, что они либо эмигранты, либо полукровки, чувствующие притяжение к обеим "Родинам", либо просто путешественники. Это случайность или вас действительно привлекают такие люди?

МБ: Скажу сразу (пусть это сведет на нет мой статус "переводчика") - это не переводы, это все мои стихи и все авторы, их биографии, с различием стилей и культур - это все обман чистой воды. Но согласитесь, все более-менее правдоподобно. Раньше я уже занимался мистификациями, правда, не ставя ее своей конечной целью, но так получалось. Просто это было вынужденным литературным ходом. Вся моя сознательная жизнь - путь по нескольким коридорам, притяжение к нескольким объектам. Я преподаватель инженерного вуза, можно даже сказать - ученый, при этом очень серьезно отношусь к своей литературной деятельности (если так можно сказать) и в самой литературе, как и в искусстве в целом, не отдаю предпочтение какому то одному стилю. Мне нравится, я тащусь, балдею, отпадаю и тому подобное... просто перечислю авторов: Пастернак, Аполлинер, Сандрар, Ахматова, Хлебников, Ксения Некрасова, Айги, Уитмен, Бруно Шульц, Элюар, Паунд, Цветаева, Сатуновский, Сельвинский, Лорка, Бунин, Ерофеев ("Москва-Петушки") и так далее. Скажите, что здесь можно понять? Поэтому я двигался в литературе несколькими путями, хотя (я уверен) мне скажут, что это говорит только о несостоятельности автора, не имеющего собственного стиля. Может быть. Я двигался по двум рельсам, сидел на двух стульях. Но возвратимся к переводам - это попытка соединить двусмысленность "себя" и мира, подвести общий знаменатель под различными стилями. Все биографии выдуманы мной, а стихи писались под эти биографии. Я ставил себя на место людей и писал от их лица, пытаясь внести в поэзию их национальную, интеллектуальную и душевную самобытность. Например, раньше в альманахе "СТЫХ", который выходил у нас в городе, я уже писал от лица нескольких авторов, выдуманных мной, выстраивая их внутренний мир, душевную деятельность и оригинальность литературного стиля отличными от моих. Были даже забавные случаи, когда меня, как редактора альманаха, настойчиво просили познакомить с поэтессой Эммой Синицей и приходилось на ходу придумывать такие подробности ее биографии, что даже мне казалось, что этот человек живет где-то рядом. Вот там и следует искать истоки моих переводов.

ЕВ-О: А не сыграл ли в выборе героев (странников и путешественников) свою роль также и контраст с вашей собственной биографией, в которой вы говорите о том, что всю жизнь жили в Днепропетровске почти безвыездно?

МБ: Может быть, но все получалось на интуитивном уровне. Это был способ выразить какие-то свои мысли и чувства, связанные не только с моей нетранспортабельностью, но и с мироощущением вообще. Хотелось охватить различие и вместе с тем общность их взглядов и суждений, для этого я раскидал авторов по миру, но не в ущерб правдоподобности.

ЕВ-О: Да, я, как видите, вполне попалась на эту удочку. (улыбается) Вот вы, кстати, только что упомянули поэтический альманах "СТЫХ", который вы уже на протяжении многих лет выпускаете в Днепропетровске. Насколько я знаю, он до сих пор выходит в режиме самиздата. О том, как функционировал и кем читался самиздат в советские времена, я имею некоторое понятие. А что представляет из себя самиздат сегодня?

МБ: К сожалению "СТЫХ" уже затых. Он выходил с января 1999 по декабрь 2001 и насчитывал всего десять выпусков. Мы задумывали его с Максом Кравцом (есть, а может уже и был такой поэт в нашем городе, мой одноклассник и филолог по образованию) как попытку выйти из своего литературного круга, обрести новые связи и показать себя и своих авторов. Где-то я слышал, что самиздата сейчас не существует, так как печатать разрешено все. Но "СТЫХ" был самиздатом по форме - за три года мы так и не нашли спонсоров и меценатов и все печатали за свой счет небольшими тиражами, не считая Интернета. Безусловно, для меня альманах имел большое значение. Благодаря откликам на него я познакомился со многими творческими людьми города. Он был для меня лабораторией, в которой опробованы задумки, начинания. Кстати, некоторые "переводы" были напечатаны еще в "СТЫХ" номер 4 и 9. Теперь о самиздате в Днепропетровске. О "дедушках" самиздата я не знаю, а с "папой" знаком. С 1990 года у нас выходит журнал "Артикль", долгожитель Парнаса, которым управляет, руководит, издает - Юра Малиночка. За это время вышло 20 номеров, причем последние пять на отличном профессиональном полиграфическом уровне, но с большими интервалами. Плюс к этому под маркой "Артикль" и с его помощью вышло несколько проектов и сборников стихов. Еще существует, уже, наверное, на протяжении шести-семи лет такое издание, как "Вольный лист", которым занимаются Виталий Свободин и Александр Мухарев. Последний также стоял и у истоков "Артикля" и являлся автором "СТЫХ". Были и другие, но о них мне почти ничего не известно, так как и у нас в городе очень большая литературная разобщенность.

ЕВ-О: А как насчет контактов с московским поэтическим олимпом? Вы стремитесь заявить о себе влиятельным столичным критикам или вам вполне хватает той субкультуры, в которой вы живете и творите?

МБ: Как и любой творческий человек, я в определенной мере честолюбив. Мне хочется получить, скажем так, оценку своим произведениям и, конечно же, мне не хватает только той среды, только той субкультуры, которая существует у нас в городе. Я стремлюсь в Москву, Питер, Париж, Лондон, Нью-Йорк, Токио и дальше по свету (это план максимум - шутка). А план-минимум: я периодически, раз в год, посылаю в толстые журналы свои стихи (напечатано только два стихотворения в журнале "Арион" номер 1 (2003), стихи в "Вавилоне" номер 8-9 и в "Футурум-Арт" (номера 2-3 за 2001 год), пишу, размещаюсь в Сети, пишу, бомбардирую стихами, опять пишу. Хотелось бы более интенсивного общения, сотрудничества с изданиями и издательствами, но думаю, что все еще впереди. У нас в городе живет, как пример для меня, известный писатель Александр Хургин, являющийся, как бы методическим указанием по общению с литературной Москвой и литературой вообще. В свое время он лично расставил для меня ориентиры как в Сети, так и в реальной жизни, как бы активизировав мои действия, направив их в нужное русло.

ЕВ-О: Желаю вам и дальше успешно двигаться в выбранном направлении. И огромное спасибо за интервью!