email


О проекте
НОВОСТРОЙКИ  
ГОСТИНЫЙ ДВОР  
ВАСИЛЬЕВА-ОСТРОВСКАЯ  
ГЛАВНАЯ
АВТОРОВО  
ПРОСПЕКТ СОБЫТИЙ  
АКАДЕМИЧЕСКАЯ  

Сакральное в советской литературе
Доклад Екатерины Васильевой-Островской.
ИнтервьюСовременная русская поэзия: между традицией и постмодерном
Отчёт о поэтических чтениях в Кёльнском университете, организованных Екатериной Васильевой-Островской.

 

 

   

"Потёмкинская империя"

Ночь русской литературы

С участием Владимира Маканина, Татьяны Толстой, Людмилы Улицкой, Михаила Елизарова, Андрея Куркова и Владимира Сорокина

КЁЛЬН 03.10.2003

Название вечера - бесспорно эффектное - давало простор фантазии, а также немного озадачивало, отсылая, скорее, к историческому прошлому России, чем к её литературному настоящему. Ещё более озадачивала развёрнутая формулировка в анонсе, где публике торжественно обещали знакомство с "потёмкинской империей русской литературы". Оставалось только надеяться, что это всего лишь путаница с терминологией и организаторы, на самом деле, всё-таки лучшего мнения о приглашённых ими авторах.

Так как вечер проводился одной из самых крупных радиокомпаний Германии, то и размах у мероприятия был соответствующий. Первое, что я услышала от зрителей, входивших в зал вместе со мной, было: "О, у них есть стиль!" Действительно, в просторном помещении царил приятный малиновый полумрак, выгодно оттенявший столики, по которым официанты разносили различные (благородные) напитки. Эксклюзивности атмосфере добавляли и музыканты группы "4'33", скромно пристроившиеся у края сцены и уже услаждавшие публику в меру аритмичными композициями на грани ресторана и андеграунда. Постепенно зал наполнялся и даже переполнялся. Наконец к ВИП-столикам у сцены стали подходить сами авторы. Было странное ощущение, что видишь старых знакомых, с которыми надо бы поздороваться, однако я вовремя спохватилась, осознав, что знакомство это пока чисто одностороннее.

Выступления начались с чтения актёром довольно длинного отрывка из немецкого перевода повести Владимира Маканина "Андеграунд, или Герой нашего времени", что немного разочаровало присутствовавших в зале русских, жаждавших как можно скорее живого общения с любимыми писателями. Наконец, когда многие уже начали переглядываться и отчаянно вздыхать, на сцену поднялся и сам автор, которого по регламенту программы ждало небольшое интервью с одной из ведущих. Вопросы в основном касались интерпретации произведения в контексте актуальной российской действительности и отношения писателя к знаменитому "поколению дворников и сторожей". Маканин отвечал обстоятельно и охотно, не делая тайны ни из своей симпатии к "подпольным" интеллектуалам, ни из полемики с классиками, определяющей динамику всей повести. Как позже выяснилось, этот разговор был самым лёгким и безоблачным из всех, которые ведущим пришлось вести в этот вечер.

Следующей на сцену поднялась Татьяна Толстая, окидывая публику немного скептическим взглядом сквозь розовые очки необычного дизайна, вызывающего ассоциации с горнолыжным спортом. После того, как актриса зачитала отрывок из повести "Кысь", Толстой также пришлось отвечать на традиционные вопросы по поводу идейного содержания. Однако примерно на втором вопросе она решительно запротестовала против запланированного хода беседы и отказалась помогать ведущему-литературоведу интерпретировать свою повесть. "Какая разница, - недоумевала она, - что я там написала? Всё равно люди всё прочтут по-своему!" "Вы чувствуете себя непонятой в своей стране?" - не оставлял ведущий надежды выйти на общественно-политические темы. "Да причём тут страна? - обиделась Толстая. - Книги везде не понимают! Русские-то ещё как раз понимают..." На этой оптимистической ноте разговор и закончился, так как сказать обеим сторонам было, очевидно, уже нечего.

После небольшой музыкальной паузы (которая, впрочем, разделяла в этот вечер выступления всех литераторов) место у микрофона заняла Людмила Улицкая. Вернее, сначала она разделила его с актрисой, прочитавшей по-немецки начало рассказа "Сонечка". Но затем уже всё внимание было приковано к самой писательнице, которая со своей короткой стрижкой и сдержанными манерами немного напоминала застенчивого мальчика-подростка. Вопросы она принимала, в отличие от энергичной Толстой, с кротким смирением. Однако отвечала предельно лаконично, с извиняющейся улыбкой отклоняя тезисы ведущей, обобщающие её жизнь и творчество. Стало ясно, что какими бы разными ни были русские писатели, в одном они солидарны почти всегда: их загадка не должна быть никем разгадана, и в особенности - критиками.

Строгий хронометраж радио-формата, которому подчинялось всё мероприятие, не допускал никаких отклонений, поэтому ровно через полчаса, отведённых Улицкой, на сцене появился представитель нового поколения писателей - Михаил Елизаров, эффектный молодой человек и автор шок-романа "Ногти". Ожидая вопросов, Елизаров, заговорщически перемигивался с публикой, показывая, что не намерен так просто отдавать своё произведение на откуп литературной критике. Когда ведущий попросил его прокомментировать использование в романе мотивов антиутопии и отход от традиционных форм повествования, Елизаров простодушно заявил: "А реализма вообще нет! Мы никогда не можем знать наверняка, правда ли то, что нас окружает!" Это несколько озадачило ведущего, хотя после беседы с Толстой он уже был готов почти ко всему. Однако, в отличие от Толстой, объявившей русского читателя наиболее понимающим, Елизаров сделал небольшой реверанс в сторону немецких рецензентов своего романа. "По крайней мере, я вижу, что люди читали то, о чём пишут, - сказал он. - В отличие от русских." Представляю, какое впечатление могло сложиться у немецких организаторов о российской критике после такого заявления! В любом случае, публика была полностью на стороне молодого писателя, подкупающего своим шармом и непосредственностью.

Андрей Курков, автор с Украины, выступавший следующим номером, выглядел немного утомлённым: может быть, тут сказалось напряжённое турне, с которым он в данный момент ездит через всю Германию, представляя новую книжку. Впрочем, это никак не повлияло на динамику разговора, так как Курков был очень открыт и, в отличие от большинства своих предшественников, охотно отвечал на поставленные ему вопросы. В частности, он исчерпывающе объяснил истоки появления в своих книгах "животных" персонажей, вроде пингвина Миши, и даже рассказал знаменитый анекдот про пингвина, которого после зоопарка отвели в театр, чем развеселил публику, в особенности немецкую, которая его ещё не знала. Кроме того, Курков коснулся интересной темы мироощущения русскоязычного писателя на Украине. Он признался, что не может осознавать себя русским писателем за границей, как, например, если бы он жил в Лондоне или Нью-Йорке, потому что его корни именно в русскоязычной Украине, а не в российском литературном ландшафте, куда ему, несмотря на интернациональную известность, так и не удалось органично вписаться.

В заключительной части вечера на сцену попросили Владимира Сорокина, предварительно зачитав отрывок из романа "Лёд". Сорокин был, как всегда, элегантен, немногословен и окружён загадочной аурой, которая представляла собой самый надёжный щит от расспросов любопытного ведущего. Прямых ответов Сорокин принципиально не давал. В случае чего на помощь приходила притча. Когда ведущий задал очередной вопрос по поводу идейного содержания романа, Сорокин начал так: "Недавно я был в Москве в парикмахерской. И вот парикмахерша, которая тоже, оказывается, прочитала эту книгу, спросила..." Дальше можно было бы уже и не продолжать. Разумеется, речь в конце концов зашла и о скандальном имидже писателя, в связи с чем Сорокин высказался следующим образом: "Я не хочу никого шокировать. Для того, чтобы шокировать, надо быть эксгибиционистом. А я абсолютно не хочу вам ничего показывать. Я бы лучше что-нибудь подсмотрел". Разумеется, зал пришёл в восторг, хотя, думаю, что большинство зрителей в этот вечер тоже предпочли бы, если не подсмотреть, то, по крайней мере, посмотреть что-нибудь ещё. Однако программа подходила к концу, и после Сорокина публике ничего не оставалось, как начать расходиться под музыку группы "4'33", которая, кстати, по ходу вечера становилась всё громче и экстатичнее.

Правда, из вестибюля желающие ещё могли заглянуть в комнату-бар, специально оформленную в виде кабинета Обломова. Таким образом, встреча с современной русской литературой для некоторых плавно перешла в соприкосновение с классикой. Что лучше - не берусь судить. Но классика спокойнее - это точно.

Е. Васильева-Островская


К СПИСКУ ОТЧЁТОВ