email


О проекте
НОВОСТРОЙКИ  
ГОСТИНЫЙ ДВОР  
ВАСИЛЬЕВА-ОСТРОВСКАЯ  
ГЛАВНАЯ
АВТОРОВО  
ПРОСПЕКТ СОБЫТИЙ  
АКАДЕМИЧЕСКАЯ  

 

 

   

Возвратные страдательные формы русского глагола в связи с проблемой существования в морфологии.

НИКОЛАЙ ВИКТОРОВИЧ ПЕРЦОВ


Об авторе

КОНФЕРЕНЦИЯ


Предисловие автора к сокращённой версии:

Статья "Возвратные страдательные формы русского глагола в связи с проблемой существования в морфологии" была опубликована в журнале «Вопросы языкознания», 2004, № 4, с. 43-71. На сайте вывешивается сокращенный вариант статьи, полученный из исходного простым изъятием разделов 2 и 3, представляющих, на взгляд автора, более сложные профессиональные проблемы, нежели раздел 1, в котором поднимается принципиальный вопрос о допустимости в русской речи, устной и письменной, возвратных глагольных форм совершенного вида со страдательным значением (типа Эта книга быстро раскупится широкой публикой), приемлемость которых нередко отвергается в грамматиках и исследованиях, но для которых ныне наблюдаетсся тенденция к возвращению в русскую литературную речь (в языке русской старины, скажем, в XIX столетии, такие формы воспринимались как вполне приемлемые, а впоследствие в течение ряда десятилетий отошли на периферию). Если читатель захочет предоставить для общего обсуждения данные своего языкового чутья в отношении таких форм, ему достаточно посмотреть только примеры (1) - (13) и контекст вокруг них в предлагаемом разделе статьи. При этом автор будет признателен за критику его построений и взглядов, сколь бы суровой она ни была. Тот, кто заинтересуется разделами 2 и 3 работы, упоминаемыми в ее предуведомлении, может обратиться к автору через редакцию сайта.



Nothing is such an enemy to accuracy of judgment
as a coarse discrimination.

Edmund Burke[1]

Настоящее исследование носит двойственный характер – практический и теоретико-методологический одновременно. С одной стороны, оно нацелено на решение некоторых практических задач в области грамматической русистики; с другой стороны, решение этих задач опирается на определенные методологические принципы, поясняемые и развиваемые в работе. Объект исследования составляют возвратные глаголы – одно из самых сложных явлений в русской морфологии, представляющее немалые трудности для описания и классификации. Разумеется, в одной статье сколько-нибудь исчерпывающим образом охватить его невозможно. Основное внимание здесь будет уделено одному из казусов в грамматике русского языка – статусу возвратных глагольных форм совершенного вида со страдательным значением – типа Весь тираж раскупится посетителями выставки (иначе, форм возвратного перфективного пассива – ВПП), – которым посвящен раздел 1, самый объемный в работе и наиболее важный для автора (из-за чего пришлось отчасти пожертвовать логикой изложения). В последующих двух разделах будут затронуты проблемы, связанные с возвратными страдательными формами (ВСФ) для обоих глагольных видов: в разделе 2 речь пойдет о возможных обобщениях понятий "страдательное значение" и "страдательный залог"; в разделе 3 – о феномене семантической нейтрализации в страдательной конструкции (страдательных и нестрадательных значений у глагольных форм, агентивного и орудийного значений у творительного падежа). Последний, четвертый раздел резюмирует выводы работы.

Прежде всего необходимо сделать важное терминологическое замечание относительно понятия возвратности. Под возвратной формой здесь понимается любая глагольная форма, оканчивающаяся на -ся/-сь (а под возвратной глагольной лексемой – лексема, содержащая только возвратные формы). Такое терминоупотребление, как указывается в книге [Янко-Триницкая 1962: 3–5], отнюдь не имеет всеобщего распространения в русистике: из области глаголов на -ся/-сь в качестве возвратных выделялись только глаголы типа мыться (М.В. Ломоносов, А.Х. Востоков, Ф.И. Буслаев), только глаголы без соотносительных невозвратных (Ф.Ф. Фортунатов), только сопоставимые с переходными. Иногда возвратными называют только нестрадательные глаголы на -ся/-сь [Зализняк 1977: 6–7; РЯЭ 1997: 72, 134] или только нестрадательные и небезличные одновременно [Касаткин и др.1995: 197–198]. Вслед за А.М. Пешковским Н.А. Янко-Триницкая [1962: 4], исходя из краткости и гибкости термина "возвратные глаголы", пользуется им "применительно ко всем без исключения глаголам, имеющим в своем морфологическом составе аффикс -ся". Автору настоящей работы также представляется удобным располагать единым компактным обозначением для важного класса глагольных форм (непереходность которых маркируется явным сегментным показателем), с его полезным трансформом "возвратность глагола", – вместо точного, но "рыхлого" обозначения, ориентированного на план выражения.

1. Возвратный перфективный пассив в русском языке и в грамматическом описании

1.1. Возвратный перфективный пассив в лингвистической литературе и в современной речевой практике

В ряде грамматических описаний русского языка формам ВПП отказано в праве на существование; негативное отношение к ним, поддерживаемое авторитетом "Грамматического словаря" А.А. Зализняка [1977], встречается в текущей лингвистической литературе (из недавних высказываний примечательны мнения в [Молошная 2001: 75; Падучева 2001: 53; Апресян 2002: 19], отраженные в приложении к настоящей работе, см. цитаты П15 – П17). Иногда такие формы характеризуются как крайне редкие, при этом зачастую неясно, является эта редкость основанием для их полного исключения из русской грамматики или нет. Случается, что статус этих форм в грамматиках не прояснен, т. е. по поводу соединения страдательного залога с возвратностью и совершенным видом не говорится ничего (например, учебники [СРЛЯ 1996] и [Белошапкова и др. 1997] в разделах, посвященных страдательному залогу и возвратности, обходят этот вопрос молчанием).

Нельзя сказать, что исследователи единодушно отрицают существование возвратного перфективного пассива в русском языке и грамматике. Разнообразные мнения по поводу ВПП собраны в приложении, которое представляет собой важный конструктивный компонент настоящей работы. Среди 17 различных источников, отраженных в этом приложении, в восьми высказывается полное неприятие ВПП как факта русской грамматики, в четырех формы ВПП с оговорками и с некоторой неуверенностью признаются, в пяти феномен ВПП признается уверенно (хотя иногда отмечается его маргинальность). Принадлежность источника к одному из трех классов отражена в приложении посредством знака в угловых скобках – минуса для первого класса, вопросительного знака для второго, плюса для третьего; таким образов, в приложении встречается восемь раз символ <–>, четыре раза <?> и пять раз <+>. Из этого становится ясно, что мнение об отсутствии ВПП в русском языке отнюдь не является "общепризнанным" – вразрез с уже упоминавшейся цитатой П17[2].

Ниже предпринимается попытка оспорить распространенное мнение об отсутствии в русском языке глагольных форм возвратного перфективного пассива и прояснить статус этих форм.

Прежде всего, автор хотел бы познакомить читателя с результатами опроса, проведенного им в августе 2002 г. среди коллег-филологов. Информантов я просил оценить степень приемлемости (удачности) для следующих трех фраз, содержащих формы возвратных глаголов:

(1)   Мы хотим знать, раскупятся ли имеющиеся печатные экземпляры теми, у кого есть рукописи.[3]

(2)   Мы передали подсчеты компьютерной программе – и смета составилась за какие-нибудь четверть часа.

(3)   Смета составилась программой всего лишь за четверть часа.

Было опрошено 13 информантов; фразу (1) признали приемлемой 11 респондентов, неприемлемой – 2; для фразы (2) соответствующая пара чисел – 7 и 6, для фразы (3) – 3 и 10.

Фраза (1) искусственного происхождения; однако замечу, что глагол раскупиться употребляется весьма активно, ср. реальный пример из Интернета (среди многих прочих):

(4) Этот фильм раскупится фанами, да и не только, минимум в 10 миллионов копий.

Для автора этих строк подобные фразы представляются вполне допустимыми в современной речи, а самая сомнительная фраза (3) – не содержащей синтаксической ошибки, хотя и несколько шероховатой в стилистическом отношении. Как указал мне один из участников опроса, сочувственно воспринявший мой взгляд на проблему ВПП в русском языке, некоторая шероховатость подобных страдательных употреблений глагола составиться может быть устранена за счет расширения контекста и замены прошедшего времени на будущее, в подтверждение чего был приведен следующий воображаемый диалог:

(5) Хорошо ли работает ваша программа бухгалтерского учета? – Ну как вам сказать? Обычная смета расходов составится ею минуты за две.

Синтаксическая шероховатость в (5) заметно меньше, чем в (3). Во всяком случае, она не настолько значительна, чтобы квалифицировать такие фразы как факты явных синтаксических ошибок, подобных, скажем, нарушениям синтаксического управления, столь характерным для текущей прессы и эфира. При обсуждении с автором проблем ВПП тот же респондент привел следующие (придуманные им) примеры:

(6) Такой оравой всё это молоко выпьется за два дня.

(7) Новые ботинки разносятся за неделю.

(8) Орех такой твёрдый – никак не раскусится.

В тот же период в одном лингвистическом тексте автору встретился следующий фрагмент:

(9) Этот признак припишется по общему правилу.

Наконец, в телефонном общении с оператором междугородной связи я услышал такую реплику:

(10) Подождите, пожалуйста: номер не набрался.

В работах В.И. Гавриловой [1998, 2001] (см. П14) приведен материал, убедительно свидетельствующий о том, что употребления ВПП в последнее время – точнее, с внедрением компьютерных технологий в повседневную реальность коммерческих и научных организаций, в нашу жизнь и быт – становятся все более и более привычными и естественными, например:

(11) Текст уже отредактировался.

(12) Смета скоро составится.

Правда, в примерах Гавриловой отсутствуют фразы с твор. падежом агенса, как в наших примерах (1), (3) – (6); более того, из неверной посылки, что "форма возвратного глагола СВ страдательного залога может иметь только квазипассивное значение" [Гаврилова 1998: 109], исключающее субъект, следует неверное заключение, что агенс при таких формах невозможен.

(13) Далее прочелся эпитет к слову "Александр" [из доклада А.А. Зализняка в Институте русского языка РАН 22/X-2002; речь идет о дешифровке текста конца X – начала XI в.].

Для автора примеры (1) – (13) являются вполне приемлемыми русскими фразами, причем большинство из них для меня безукоризненно. Скорее всего, найдутся читатели, которые усомнятся в языковой правильности тех или иных примеров или в том, что в них представлен именно ВПП, а не какая-либо другая интерпретация возвратного глагола (скажем, в (13) может быть усмотрено особое "пассивно-потенциальное" значение у возвратной формы прочелся [Падучева 2001: 73][4]); однако даже такие ригористически настроенные читатели не должны игнорировать мнение большинства моих информантов и только на основании собственной языковой интуиции отвергать, скажем, фразу (1) или отрицать в ней страдательное значение словоформы раскупятся (об этом см. ниже разд. 1.3). Мне представляется, что в данной области русской грамматики нет установившейся твердой нормы: мнения и суждения разных информантов по поводу фраз с ВПП иногда расходятся существенным образом.

В литературе встречается утверждение о том, что формы ВПП допустимы или предпочтительны лишь в будущем времени. Автор откровенно признается, что для его языковой интуиции такого предпочтения не существует: для меня равно приемлемы фразы Тираж раскупится публикой и Тираж раскупился публикой, а также употребления ВПП в форме инфинитива (Тираж должен раскупиться публикой) или причастия (раскупившийся публикой тираж); в этом меня поддерживает точка зрения Н. А. Янко-Триницкой и приведенные ею примеры: «<…> формы прошедшего времени <у возвратных глаголов страдательного значения> встречаются не реже, чем формы будущего времени» [Янко-Триницкая 1962: 141] (см. П4)[5]. Тем не менее различие оценки языковой приемлемости для претеритных и футуральных форм ВПП со стороны ряда исследователей и информантов достойно всяческого внимания. Автор пока не может предпринять попытку раскрытия природы этого различия. Для выяснения статуса форм ВПП в русском языке и различий между их типами требуются гораздо более объемные опросы информантов, чем проведенные автором, а также правильно поставленные психолингвистические эксперименты.

По наблюдениям автора, возвратный перфективный пассив – причем иногда в сопровождении агенса в твор. падеже – в последние десятилетия испытывает нечто вроде ренессанса в русском языке. Верно, что эту форму никак нельзя признать частой и свободно образуемой; она не характерна для научно-делового, официального, формального стиля речи – быть может, правильнее сказать, что она в нем почти исключена. Однако для такого стиля практически неприемлем и ряд других грамматических форм – например, вокатив (мам, пап, Наташ), компаратив на -ей (красивей, больней), формы твор. падежа ед. числа с двухсложным окончанием (стеною, каплею, новою) и др., но это обстоятельство никоим образом не выводит подобные "разговорные" или "поэтические" формы ни из русского языка, ни из русского словоизменения. Возможно, одним из источников "гонений" на формы ВПП со стороны ряда русских грамматик и грамматических исследований следует признать закрепленность этих форм за неформальным разговорным стилем речи, устной и письменной, или за поэтической функцией языка[6].

1.2. Возвратный перфективный пассив в книге Н.А. Янко-Триницкой

Приемлемость ВПП в русской речи была обоснована и богато проиллюстрирована еще сорок лет назад в книге [Янко-Триницкая 1962] (сокращенно – [ЯТ]). На страницах книги (с. 21, 88, 97, 98, 100, 102, 103, 113, 120, 121, 124, 132–134, 141–145, 147) приведено более 80 примеров, характеризуемых автором как случаи употребления "возвратного глагола совершенного вида со страдательным значением" (с. 132); из этих примеров около пятидесяти мне представляются бесспорными[7]. В 28-ми случаях в примере фигурирует агенс в твор. падеже, причем 20 примеров такого рода, на мой взгляд, бесспорны. Достойно удивления, что трактовка ВПП и материал из этой книги в последующие годы не были по-настоящему усвоены русистикой. Достаточно обратиться к цитатам П4, чтобы убедиться в правомерности включения в русскую грамматику форм ВПП; однако в силу важности данного материала читателю предлагается ниже несколько выразительных примеров из [ЯТ] – все с агенсом в твор. падеже[8]:

Следовало бы отдать под суд боцмана, если все, что говорил Митюшин, подтвердится дознанием (К. Станюкович) [с. 133].

Книга Поля де Крюи "Охотники за микробами" прочитается с большим интересом и специалистом-микробиологом и юношей, не видавшим еще ни одной научной книги (Н. Кольцов) [с. 133].

Уверенность эта внезапно впиталась всем существом Рагозина и стала действительностью» (К. Федин) [с. 143].

Давно ли вы так поработились ими, о боже (Ф. Достоевский) [с. 145].

С точки зрения моих языковых вкусов и чутья, эти примеры, как и большинство других примеров ВПП в [ЯТ], не выглядят чужеродными и современной синтаксической норме[9].

1.3. Страдательность в возвратных формах совершенного вида

Может возникнуть вопрос о том, правомерно ли вообще усматривать в формах, которые подводятся здесь под рубрику ВПП, страдательное значение в собственном смысле слова. Существует мнение о принципиальной несовместимости возвратных перфективов с пассивом (со страдательностью); в соответствии с таким мнением даже правильный для большинства пример (1) со словоформой раскупятся не содержит проявление пассива, а возвратная словоформа в нем принадлежит к особой возвратной лексеме сов. вида РАСКУПИТЬСЯ. Но тогда носители такого мнения должны аналогичным образом трактовать и имперфективную словоформу, т. е. считать, что словоформы раскупают и раскупаются принадлежат тоже к разным лексемам.

Рассмотрим соотношения между предложениями[10]:

(14) (a) Публика довольно быстро раскупала книгу – (b) Книга довольно быстро раскупалась публикой

(15) (a) Публика довольно быстро раскупила книгу – (b) Книга довольно быстро раскупилась публикой

Мне представляются бесспорными следующие факты: 1) смысловые равенства (с точностью до актуального членения) ‘(14a)’ = ‘(14b)’, ‘(15a)’ = ‘(15b)’; 2) смысловая пропорция: ‘(14a)’ : ‘(14b)’ = ‘(15a)’ : ‘(15b)’. Поскольку предложения в каждой паре различаются только глагольными формами, можно перейти к другой смысловой пропорции: ‘раскупала’ : ‘раскупалась’ = ‘раскупила’ : ‘раскупилась’. Из этого вытекает, что в отношении залога и в отношении обладания страдательным значением словоформы раскупалась и раскупилась – и словоформы из других аналогичных пар – должны трактоваться одинаково. Грамматическая трактовка этих словоформ обусловлена тем, что к вéдению словоизменения или словообразования относятся, во-первых, возвратные страдательные формы и, во-вторых, члены видовых пар. При любой из четырех возможных альтернатив решение по поводу признака страдательности относительно словоформ раскупалась и раскупилась должно быть единым (т. е. этот признак для каждой из них должен быть либо граммемой, либо принадлежностью лексемы).

Встречается и менее категоричное мнение: если и признавать возможность страдательного значения у возвратных форм в совершенном виде, то на это значение накладываются в данном случае другие значения – значения неожиданности, случайности или какие-либо другие значения модального характера. Так, в работах Ю.П. Князева говорится следующее:

<…> в русском языке большинство приводимых примеров пассивных РГ <рефлексивных глаголов> совершенного вида (см., например: Янко-Триницкая 1962: 132–134, 141–143) содержат дополнительный модальный оттенок неожиданности или случайности и в то же время существуют и чисто пассивные РГ, например, подвергнуть – подвергнуться <…> [Князев, Недялков 1985].

<…> в современном русском языке, в отличие от других славянских языков, возвратные глаголы совершенного вида практически не используются в функции собственно пассива, не осложненного различными смысловыми добавками. Между тем в XIX веке такое их употребление было вполне возможно; ср. примеры, приводимые Л.А. Булаховским: Письмо тебе вышлется; На могиле напишется; Сделается новая государственная печать; Произведется перепись <…>. Сейчас в подобных употреблениях практически всегда присутствует идея неожиданности или случайности достижения результата: Может, им еще повезет, и Авдотья, ее дочь, с младшим внуком, Толиком, еще отыщутся (П. Проскурин. Снова дома); К счастью, именно в этот месяц написалась у меня легко "Кречетовка"прямо для журнала, первый раз в жизни (А. Солженицын. Бодался теленок с дубом) [Князев 2002].

Позволю себе выразить несогласие с приведенными цитатами как в отношении примеров из [ЯТ] (в чем читатель может убедиться по П4), так и в отношении современного русского языка: указанные значения отнюдь не всегда сопровождают соединение в глаголе возвратности, сов. вида и страдательности – см. (1) – (6), (11), (12) (среди прочих первых 13 примеров в разд. 1.1). Собственно, приведенные в последней цитате примеры из Проскурина и Солженицына при их преобразовании из страдательного залога в действительный, как представляется, сохраняют "идею неожиданности или случайности достижения результата", привносимую контекстом (если таковую в них усматривать): … Авдотью, ее дочь, с младшим внуком, Толиком, еще отыщут; именно в этот месяц я легко написал "Кречетовку" …

1.4. Факторы, благоприятствующие употреблению возвратного перфективного пассива

В языке русской старины формы ВПП были вполне допустимы; ср. у Л.А. Булаховского [1954: 119–120]:

Можно отметить отдельные случаи, когда авторы изучаемого времени образуют синтетические (цельные) формы будущего времени совершенного вида страдательного залога, в наше время заменяемые аналитическими: <…> Закроются глаза мне чуждою рукою (Гнедич, Танкред, 1809). <…> … Введет, введет меня в их круг священный. Их окружусь блаженною толпой… (Кюхельб<екер>, Давид, 1829). <…> Если когда-нибудь… подобная перепись произведется на сем основании, я непременно потребую патента на изобретение (Бестуж<ев>-Марлинск<ий>, Мулла-Нур, 1836). <…> Могила милосерднее ее [старости], на могиле напишется: "здесь погребен человек"… (Гоголь, Мертв<ые> души, I, 1842). На акте нашем в будущем году новый уже ректор должен будет почтить память Балугьянского (если только не отбросится обычай, самовластно введенный мною) (Письмо П. А. Плетнева к Я. К. Гроту, 1847) [11].

Читателю предлагается вернуться к цитатам из писем Пушкина в нашем примечании 3; именно с первой из них начинается ряд примеров у Булаховского. Можно предполагать, что полвека назад подобные примеры воспринимались как более архаические, чем в настоящее время. Теперь отнюдь не во всех случаях мы заменяем ВПП на аналитические формы, иногда синтетическая страдательная форма сов. вида выглядит гораздо естественнее или выразительнее; бывают случаи, когда она представляется единственно возможной – см. пример (7) в разд. 1.1. Формы ВПП, например, составится, составилась, – это словоформы; аналитические же формы страдательного залога, например будет составлена, была составлена, – это словосочетания; словоформа обладает большей сжатостью, нежели (квази)синонимичное ей словосочетание. В непринужденно-разговорном стиле общения (да и не только в нем) более сжатая, компактная единица нередко предпочитается единице более пространной. Попытаемся понять, почему это происходит.

По длительности произнесения формы ВПП бывают короче аналитических форм на 1–2 слога. В самом деле, они возможны только в прош. и буд. времени (как формы сов. вида). В прош. времени только для мужского рода слоговая длина форм ВПП и аналитических форм пассива совпадает: со-ста-вил-ся­был со-став-лен; для других родов и мн. числа первые короче вторых на слог: со-ста-ви-ласьбы-ла со-став-ле-на и т. п. А в буд. времени (которое, как кажется иным, более благоприятно для ВПП) синтетические формы короче аналитических для мужского рода на слог (со-ста-вит-сябу-дет со-став-лен), а для прочих форм – уже на два слога (со-ста-вит-сябу-дет со-став-ле-на и т. п.).

Форма ВПП отличается от соотносительной аналитической формы не только однословностью и краткостью, есть и семантическое различие (которое, разумеется, в конкретных контекстах может нивелироваться) – различие между акциональным и статальным аспектами ситуации, обозначаемой глагольной формой. Это различие касается не только форм ВПП и аналитических форм страд. залога сов. вида – оно охватывает вообще противопоставление любых возвратных и невозвратных страдательных форм для обоих видов. Рассмотрим следующие пары глагольных форм (третья строка в правом столбце не заполнена вследствие невозможности презенса для перфективных причастий):

НЕСОВ. ВИДСОВ. ВИД
читаетсячитаемапрочитаетсябудет прочитана
читаласьбыла читаемапрочиталасьбыла прочитана
читающаясячитаемая
––
читавшаясячитаннаяпрочитавшаясяпрочитанная

Первые – возвратные – члены пар изображают соответствующую ситуацию скорее с акцентом на ее акциональный аспект, вторые – невозвратные – скорее на ее статальный аспект; первые подают ситуацию скорее в ее развертывании, вторые – скорее с точки зрения ее возможных последствий или результата действия. В особенности статальный аспект ситуации проявляется в невозвратных формах сов. вида (т. е. в правых членах правого столбца). В самом деле, вернемся к словоформе раскупятся из примера (1) разд. 1.1; спросим себя, полностью ли синонимичны предложения Экземпляры раскупятся и Экземпляры будут раскуплены. Думается, в первом обращается внимание на процесс будущего раскупания книг, а во второй – на его результат, на то положение дел, которое возникнет после него.

Во всяком случае, отношение между возвратными и невозвратными страдательными формами выглядит не так, как случаи других грамматических дублетов в русском языке. Скажем, обычные и "поэтические" формы творительного падежа (стенойстеною) различаются только стилистически; синтетические и аналитические формы компаратива тоже являют собой факт (квази)синонимии в языке (Первая задача труднее второйПервая задача более трудная, чем вторая), а выбор между ними, думается, обусловливается не собственно семантическими, а синтаксическими или стилистическими факторами. Нельзя исключить некоторой значимости факторов такого рода и для обсуждаемого противопоставления, однако в нем задействована и семантика, а именно, как было сказано, различие между действием и состоянием[12].

Иногда фразы с формами ВПП кажутся иным носителям языка шероховатыми и искусственными и потому ими отвергаются (так случается со многими примерами искусственного происхождения). Если мы возьмем, скажем, примеры (14) и (15) и удалим из них обстоятельство образа действия довольно быстро, то качество предложений – особенно в (b) – станет хуже:

(16) (a) Публика раскупала книгу – (b) Книга раскупалась публикой

(17) (a) Публика раскупила книгу – (b) Книга раскупилась публикой

Предложение (17b) оказывается в данном случае для некоторых носителей языках на грани приемлемости. Это касается и других контекстно бедных примеров с формами ВПП (и вообще с ВСФ), сопровождаемых твор. падежом, в частности, предложений, приводимых В. И. Гавриловой и квалифицируемых ею – на мой взгляд, слишком категорично – как неправильные (в работах [Гаврилова 1998: 98; 2001: 163] и в материалах к ее докладу на аспектологическом семинаре в МГУ 16 октября 2002 г.): Смета составилась <составится>, Пыль поднялась ветром, Дом построился X-ом, Компьютер отремонтировался, Забор покрасился; и т. п. Для меня и в таком бедном окружении подобные фразы остаются приемлемыми, однако при расширении контекста посредством, например, сочетаний типа сам собой, сам по себе в соответствующем роде и числе (на них указывает – вслед за Янко-Триницкой – и Гаврилова) или посредством обстоятельств образа действия или времени – ср. (15b) и Книга раскупилась публикой за два часа – фразы во многих случаях становятся, как мне представляется, безупречными в синтактико-стилистическом отношении.

1.5. Средства отражения противопоставления возвратных и невозвратных форм страдательного залогa в грамматическом описании

Если с согласиться с существованием тонкого семантического различия между возвратными и невозвратными формами страдательного залога, тогда в грамматическом описании необходимо предусмотреть средства для отражения их противопоставления. В книге [Перцов 2001: 144] было предложено ввести для этого особую словоизменительную категорию, определенную только для форм страдательного залога, – категорию возвратности – с граммемами ‘невозвратность’ / ‘возвратность’; там же был указан альтернативный вариант описания (с. 164): ввести квазиграммему ‘возвратность’[13], посредством которой характеризуются возвратные формы страдательного залога (тогда невозвратные отличены от возвратных просто по отсутствию у первых квазиграммемы ‘возвратность’). В настоящий момент автор считает предпочтительным второй – квазиграммемный – вариант описания. Мотивы такого предпочтения составляют отдельную большую тему, которую автор надеется осветить в другой работе.

1.6. Принцип разграничения грамматических и семантических факторов в морфологии и его применение к возвратному перфективному пассиву

В предисловии к словарю [Зализняк 1977] (сокращенно – [ГС]) принята негативная по отношению к ВПП точка зрения: формам ВПП отказано в праве на существование (см. П7), причем этот отказ никак не обосновывается – скорее всего, в предположении, что такая точка зрения общепринята (видимо, из аналогичных предположений в [ГС] постулировано отсутствие в страдательном залоге форм императива, 1-го и 2-го лиц презенса и деепричастия[14]). На мой взгляд, такая трактовка противоречит важному и плодотворному методологическому принципу, проведенному в теоретическом предисловии в [ГС], хотя и не сформулированному в нем с полной отчетливостью. Этот принцип можно назвать принципом разграничения грамматических и семантических факторов – сокращенно, принцип РГС, – а применительно к морфологии сформулировать его можно следующим образом:

В морфологическом описании при оценке предполагаемой невозможности или затрудненности некоторой формы необходимо различать собственно морфологические и семантические факторы.

Этот принцип предписывает такую линию рассуждений в отношении к той или иной "сомнительной" форме F: если сомнительность формы F обусловлена сугубо семантическими факторами, т. е. странностью соединения некоторых значений, а с точки зрения системы языка (морфологии, фонетики, акцентуации и др.) препятствий для образования F нет, тогда форму F следует признать потенциально существующей.

Так, в [ГС: 6–7] признано – и совершенно справедливо – морфологическое существование форм, которые ранее принято было отвергать без какого-либо прояснения природы данного отвержения: 1) форм мн. числа для ВСЕХ singularia tantum – éды, диéты, нейтралитéты ("практически оно почти никогда не употребляется, но при необходимости все же может быть построено и будет правильно понято"[15]); 2) кратких форм для значительного круга относительных прилагательных – пограничен, оловянен, соснов («эти краткие формы потенциально существуют <…>: любое из таких прилагательных может приобрести в соответствующем контексте "качественный" оттенок, и тогда краткие формы оказываются вполне естественными»); 3) форм сравнительной степени для того же круга относительных прилагательных[16]. В связи с потенциальными формами существенна следующая цитата из предисловия А.А. Зализняка (с. 7), подчеркнутые (мною – Н. П.) фрагменты которой по существу содержат в себе принцип РГС:

Сложную проблему для грамматического словаря составляет отражение потенциальных форм, т. е. форм, которые фактически почти никогда не встречаются, но при необходимости все же могут быть образованы по общим правилам русского словоизменения <…>. В силу принятой в настоящем словаре системы индексов словарная статья заключает в себе информацию о том, как образуются все формы парадигмы, включая те, которые фактически неупотребительны. При этом степень употребительности форм как таковую настоящий словарь не отмечает, поскольку неупотребительность или малоупотребительность некоторой формы обычно определяется значением слова, а не его морфологическими особенностями. Для настоящего словаря существенно лишь то, возникает ли при окказиональном образовании подобных потенциальных форм какая-либо морфологическая трудность или морфологическая неоднозначность.

По моему разумению, принцип РГС предписывает признание морфологического существования ВПП даже для тех случаев, когда формы считаются "неупотребительными" или "малоупотребительными" (в разд. 1.1 выше было показана сомнительность подобного мнения о формах ВПП – по крайней мере в отношении их неупотребительности). Ясно, что собственно морфологических препятствий для образования форм ВПП – составится, прочитается, отредактируется, перепишется и т. п. – нет никаких; во всяком случае, такие формы выглядят гораздо естественнее и привлекательнее, нежели большое число форм, которым словарь Зализняка открыл путь в русское словоизменение, что можно только приветствовать. Возьмем, например, лексему КВАРТИРНЫЙ с ее потенциальными словоформами квартирен, квартирна, …, квартирнее, свободно допускаемыми соответствующей словарной статье в [ГС]; для таких словоизменительных окказионализмов непросто придумать какой-либо поэтический или юмористический контекст; однако ясно, что сделать это можно и что описание словоизменения должно предусматривать такую возможность. Словоизменительные окказионализмы определенных типов ДОЛЖНЫ предусматриваться в описании словоизменения[17]. Окказиональность такой формы компаратива, как квартирнее, неравнозначна окказиональности, скажем, такого образования, как *центрее (псевдокомпаратив от существительного ЦЕНТР: Ваш дом в центре, а наш дом "центрее" вашего): первая форма, сколь бы игровыми или игривыми ни были ее мыслимые употребления, "вкладывается" в русскую грамматику, а вторая – нет[18].

Для форм же ВПП нужные контексты зачастую создаются легко и свободно, при этом во многих случаях неуместно говорить об окказиональном, "поэтическом" или юмористическом использовании форм – см. примеры (1) – (13) в разд. 1.1 или примеры из П4 в приложении.

<Разделы 2 и 3 изъяты.>

4. Заключение

Подведем итоги работы.

  • Возвратные страдательные формы от глаголов совершенного вида представляют собой непреложный (хотя и маргинальный) факт в русском языке и в русской грамматике, которому давно следовало бы занять надлежащее место в академической русистике.
  • Статус этих форм поддерживается принципом разграничения грамматических и семантических факторов в морфологии (принципом РГС), предписывающим различать несочетаемость семантическую от запретов, диктуемых системой языка, а также принципом потенциального морфологического существования единиц, отвергаемых исключительно семантическими факторами, но допускаемых системой языка.
  • Для понятия страдательности можно предложить обобщение, в рамках которого объединяются собственно и несобственно страдательные употребления и значения; среди несобственно страдательных употреблений выделяются возвратные спонтанные (Белье стирается само собой) и причастные статальные (Собака была привязана к дереву пять минут).
  • В качестве инварианта обобщенной страдательности можно принять соответствие синтаксического субъекта глагольной формы второму семантическому актанту у соотносительной нестрадательной формы.
  • Другой ступенью обобщения страдательности может быть привлечение перцептивных и ментальных возвратных глаголов, управляющих дательным падежом (Путешественникам слышался странный гул; Ей припомнился похожий случай).
  • В сфере конструкций с возвратными глаголами проявляется феномен семантической нейтрализации, во-первых, значений глагольной формы (акционального и спонтанного у возвратной формы), во-вторых, агентивного и орудийного значений творительного падежа существительного.*


[1] "Ничто так не враждебно точности суждения, как недостаточное различение". Эту цитату из Э. Бёрка (английского публициста, экономиста и философа XVIII в.) Пушкин предполагал предпослать в качестве эпиграфа первой главе "Евгения Онегина" [Набоков 1998: 88].

[2] Цитаты из приложения разбиты на разделы, которые идентифицируются посредством номеров, предваряемых литерой П.

[3] Первая фраза сконструирована автором вследствие обращения к фрагментам из двух писем Пушкина к брату Льву Сергеевичу – соответственно, от начала января 1824 и от конца февраля 1825 г. (см. [Модзалевский 1926: 68 и 119], цитаты ниже аутентичны этому источнику): "Остается узнать разкупиться-ли хоть одинъ экземпляръ печатный тъми у которыхъ есть полныя рукописи; но это бездълица – поэтъ не долженъ думать о своемъ пропитанiи, а долженъ, какъ Карниловичь, писать съ надеждою сорвать улыбку прекраснаго пола"; "Читалъ объявленiе объ Онъгинъ въ Пчелъ: жду шума. Если изданiе разкупится – то приступи тотчасъ къ изданiю другому или условься съ какимъ нибудь книгопродавцемъ <…>". Надо сказать, меня поразило, насколько непринужденно-естественно для современного русского словоупотребления выглядит в этих цитатах страдательность возвратной перфективной словоформы.

[4] В книге [Бондарко 1976: 243] термин "пассивно-потенциальное значение" применен для характеристики возвратной глагольной словоформы в предложении Книга легко читается: "<…> это значение проявляется лишь в контексте, его нет в отдельно взятой словоформе <…>"; по А.В. Бондарко, это значение лишь сопровождает "значение пассива" и "значение интранзитивности в ее рефлексивной реализации".

[5] В этой связи любопытны результаты другого опроса (проведенного автором в декабре 2002 г.): фразу Тираж раскупился публикой быстро четыре информанта признали неприемлемой, три – приемлемой, три – шероховатой, но допустимой; для соотносительной фразы со сказуемым в буд. времени (Тираж раскупится публикой быстро) соответствующая тройка чисел – 2, 3 и 5.

[6] В поэзии эти формы – охотно принимаемые гости, например: Мне жаль не узнанной до времени строки. / И все ж строка – она со временем прочтется, / и перечтется много раз, и ей зачтется, / и все, что было в ней, останется при ней (Ю. Левитанский, "Всего и надо, что вглядеться – боже мой... "). См. также стихотворные цитаты в П4 (особенно любит такие формы Некрасов).

[7] Спорность фразы связана с тем, что в ней возвратный перфективный глагол может интерпретироваться (в особенности противниками ВПП как реального языкового феномена) не в страдательном значении,

т. е. не так, как интерпретировала его Н.А. Янко-Триницкая. Скажем, в примере из Лермонтова Старайтесь смотреть на меня как на пациента, одержимого болезнью еще неизвестной, – и тогда ваше любопытство возбудится до высшей степени [ЯТ: 132] словоформа возбудится может трактоваться не как ВПП от невозвратной лексемы ВОЗБУЖДАТЬ (или ВОЗБУДИТЬ), а как форма особой возвратной лексемы ВОЗБУЖДАТЬСЯ (или ВОЗБУДИТЬСЯ). Автору, впрочем, предпочтительна первая трактовка.

[8] Все подчеркивания в примерах принадлежат автору настоящей работы.

[9] Поэтому данные моего языкового чутья (как и ряда других коллег) резко расходятся с замечанием Е.В. Падучевой [2001: 74] (см. П16): "В современном языке такие употребления воспринимаются как устаревшие (что игнорируется в [Янко-Триницкая 1962: 132])".

[10] Те читатели, языковая интуиция которых восстает против форм ВПП в прош. времени с агенсом в твор. падеже, но допускает такое в будущем времени, могут перевести эти примеры в будущее время; при этом в (14) сказуемые-словоформы заменятся на аналитические формы.

[11] В письмах Грибоедова имеется 11 таких употреблений (по данным электронного конкорданса к произведениям Грибоедова, разработанного А.Е. Поляковым, – см. http://www.inforeg.ru/concord/index.htm), например: Начались и продолжались толки о перемирии на то время, как пошлется донесение в С.-Петербург и получится желаемый ответ, т. е. от 4-х до 5-ти недель (письмо И.Ф. Паскевичу от 30 июля 1827).

[12] Ср. у В.В. Виноградова [1947: 640]: "<…> возвратная форма 3-го лица в страдательном значении гораздо более активна. Она близка к средне-возвратному значению, она гораздо менее выражает пассивное состояние субъекта, чем страдательно-причастная конструкция (ср., например, поле вспахивалось колхозником и поле было вспахиваемо колхозником). На это обратили внимание Потебня, Овсянико-Куликовский и Шахматов" (подчеркнуто мною – Н.П.).

[13] Квазиграммема – очень важное грамматическое понятие и термин, введенные И. А. Мельчуком [1997: 287] для обозначения изолированного, т. е. внекатегориального, словоизменительного значения. Необходимость в квазиграммемах возникает потому, что в системах словоизменения языков различного строя (в том числе среднеевропейского стандарта) обнаруживаются словоизменительные значения, не отвечающие принципу обязательности грамматического значения. Подробнее см. [Перцов 2001: 84 сл.].

[14] Проблема существования таких форм рассматривается в работе [Перцов 2003].

[15] Что подтверждается использованием таких форм в поэтических целях, ср. данные в [Ремчукова 2001]: формы золот, нутр у Маяковского, тишизн, немот у Цветаевой.

[16] Нужно сказать, что в отношении компаратива в [ГС] наблюдается расхождение, отмеченное самим автором словаря, между отнесением компаратива к словообразованию в теоретическом предислови и оформлением его как словоизменительной единицы в составе самих словарных статей. Мотивы для теоретического "изгнания" компаратива из словоизменения в предисловии не прояснены.

[17] Поэтому ссылка в П17 на окказиональный характер форм ВПП (даже если бы ВПП был окказионален всегда, что не так) не может служить аргументом для их отвержения. О грамматических окказионализмах и потенциальных формах см. [Ремчукова 2001].

[18] А, скажем, в венгерском языке от существительного образовать компаратив можно [Мельчук 1998: 124]: + bb ‘в большей степени лиса [перен.]’; szamar + abb ‘в большей степени осёл [перен.]’.

* Автор хотел бы выразить свою искреннюю признательность коллегам, помогшим ему при подготовке этой статьи: Н.Н Перцовой – за плодотворное обсуждение содержательных проблем и композиции статьи; М.И. Шапиру – за ценные замечания по первоначальной версии раздела 1; Ю.П. Князеву – за предоставление электронных версий его труднодоступных работ. В октябре 2000 г. по тематике работы в Институте языкознания РАН был прочитан доклад, слушателям которого автор благодарен за заинтересованное обсуждение и критику.



Приложение к статье: цитаты о возвратных формах совершенного вида страдательного значения

Литература


КОНФЕРЕНЦИЯ