email


О проекте
НОВОСТРОЙКИ  
ГОСТИНЫЙ ДВОР  
ВАСИЛЬЕВА-ОСТРОВСКАЯ  
ГЛАВНАЯ
АВТОРОВО  
ПРОСПЕКТ СОБЫТИЙ  
АКАДЕМИЧЕСКАЯ  

 

 

   

Михаил Эпштейн

Конференция с автором на тему статьи "Путь русского слова: Анализ и синтез в словотворчестве"


Об авторе

К СТАТЬЕ


Алексей Верницкий

Уважаемый Михаил Наумович, я был рад прочитать новое занимательное изложение ваших идей. В связи с этим у меня есть мысль по поводу моего проекта "Танкетки" (http://www.netslova.ru/26/), мыслями о котором Вы любезно поделились со мной несколько месяцев назад. Я подумал, что этот проект как раз может в скором будущем начать работать в направлении, указанном Вами. Дело в том, что постепенное перенасыщение пространства танкеток текстами будет все сильнее провоцировать авторов, ради выражения нового содержания, использовать "голые" корни русских слов, по указанному Вами пути: "выделение корневой морфемы как самостоятельно употребляемой лексемы, далее способной вступать в новые синтетические сочетания с другими морфемами". Согласны ли вы с этим?

Ответ

Уважаемый Алексей,
Согласен. Вообще восточные влияния могут обращать русский язык к аналитизму не менее, чем западные. В иероглифическом письме образы свободны от тех однозначных морфологических признаков и синтаксических связей, которые навязываются им в переводе на европейские языки.

Например, китайский язык относится к числу так называемых "корневых" (или "изолирующих"), где слово обычно равняется корню, точнее , слово не имеет морфологических форм изменения. Иероглифы по-русски лучше всего передавать именно корневыми морфемами, поскольку у них отсутствуют признаки части речи, рода, падежа.

Скажем, строчка классика китайской поэзии Ван Вэя (701-761) состоит из следующих иероглифов:
            пуст гор не вид человек (некто)

Как перевести эту строчку на русский? Только множественными вариациями - я их называю анафразами - которые как бы передают "пустотную" многозначность иероглифической строки, все ее возможные смыслы:

не видно никого на пустой горе
не увидеть никого на пустой горе
пустой горы не видит никто
пустая гора не видит никого
пустая гора, никого не видать
Пусто. Гора. Никого не видать
Пустота. Гора. Невидимый Некто.
Пусто. Горно. Невидимо. Никого.
Обычно европейские переводы китайской поэзии вносят в нее много отсебятины, слов, призванных как-то заполнить грамматические пробелы, досказать то, что остается недосказанным в иероглифах. Очевидно, такие прозаические довески к восточной поэзии неизбежны, но чтобы не навязывать иероглифам однозначность, нужна вариативность прочтений, что и достигается всей суммой возможных анафраз данного текста.

Вот еще пример из хрестоматийного стихотворения Мэн Хао-жаня (689-740):

лодк причал туман рек остров
солнц заход путн нов печаль

Лодка причаливает в речном тумане к острову
Солнце заходит, путник вновь печалится

Лодки причал - остров реки туманной
Солнца заход - печаль нового пути

Лодка причаливает к острову речного тумана
Заходящее солнце снова печалится о путнике

Как видим, китайская поэтическая фраза равносмысленна по-русски целой совокупности анафраз.

Так что и танкетки, в поисках максимальной сжатости, могут прийти к аналитизму в словообразовании - не только из-за словесной экономии и тесноты этого миниатюрного жанра, но и потому, что чистая корневая морфема таит в себе больше многозначности, недосказанности, поэтической образности. Отсюда и тяготение русской поэзии, от Пушкина до Вяч. Иванова, Маяковского и Есенина, к таким словокорням, как "молвь" и "звень".


Лариса Лисюткина

Прежде чем задать вопросы, хочу передать Михаилу Эпштейну сердечный привет из Кёльна. Мы встречались и общались в Москве в период «Театра на досках», в конце 80-х годов. На книге «Парадоксы новизны» (1988), которую я до сих пор с удовольствием перечитываю и часто цитирую, Михаил написал посвящение, в котором явно заметно его творческое отношение к языку: «... на память о Лаборатории и с чувством многих схождений». Схождения - очень точное слово. Не общность, не близость позиций, а пунктуальное их сближение, предполагающее и возможность расхождений, противоречий, несовпадений. Очень похоже на известные поэтические строки: «От той свечи на потолок/ Ложились тени/ Скрещенье рук, скрещенье ног,/ судеб скрещенье ...»

Точная передача смысла и экспрессия в звуковом отображении обозначаемого достигается в словах схождение, скрещение/ схожденье, скрещенье системой префиксов и суффиксов, чередованием конревых согласных.

По сути предлагаемой Михаилом стратегии развития и модернизации русского языка в принципе нечего возразить. Почему бы не принять его предложение активизировать «минималистский» потенциал языка, идущего по пути барочного декоративного изобилия? Но есть несколько вопросов:

Во-первых, возврат к корням не увеличит лексическое богатство русского языка, рост которого, как с тревогой замечает автор, не только отстаёт по темпам от других языков (в частности английского), но и сокращается по сравнению с собственным составом прошлых десятилетий. И новые поросли из очищенного от старых напластований языкового корня (любля от любь) останутся, как и сам корень, в том же лексическом «гнезде», в котором уже «гнездились» все старые производные с их изношенными суффиксами и префиксами.

Во-вторых, непонятно, какая стратегия сможет внедрить предлагаемую Михаилом реформу. Рассылка мультипликаторам бюллетеней - утопическое занятие. Я бы тоже хотела стоять в списке их получателей, из интереса к проекту, из интереса к личности его автора, из любви к языку и языковой игре. Я бы с превеликим удовольствием использовала понравившиеся мне новообразования и в статьях, и в разговорной речи. Но у меня нет ни малейших иллюзий насчёт возможности таким путём добиться широкого внедрения в язык новых стратегий его развития. Конечно, отдельные удачно придуманные слова могут войти в широкий языковый обиход, тому есть масса примеров. Но маловероятно, что носители языка в массовом порядке воспримут и начнут сознательно практиковать «извлечение корней» из русских слов, обросших флексиями как тугой качан капусты.

И, наконец, в-третьих: традиционный для русского языка способ создавать новообразования с помощью флексий отнюдь не исчерпал себя. С его помощью можно добиваться поразительных по яркости и силе результатов. Я вспоминаю, как в 70-х годах мы с друзьями отправились на какой-то подпольный просмотр фильма Андрея Тарковского, только что ставшего невозвращенцем, и мой зять из Ростова на Дону спросил с изумлением: «Как же его показывают, разве он не сквозанул на Запад?» Это бесподобное сквозанул до сих пор остаётся любимым словечком в нашей семье. А непередаваемые в своих содержательных нюансах существительные с архаическими суффиксами , -ищ, -вищ? Слова типа посмешище, чудовище (или уёбище, наконец! Попробуйте найти для обозначения, например, феномена Жириновского более точное слово). Мне кажется, что «наряжать» слова в новые форманты - процесс «демократический», он может идти снизу, иметь массовый характер, его результаты могут усваиваться широкими кругами носителей языка. Процесс «шелушения» языка, его экспрессивная «минимализация» и дальнейшее ветвление с одноклеточного уровня - это элитарная, рациональная и интеллектуальная процедура, которая всё-таки сродни поэтическим неологизмам Маяковского или Хлебникова, и по аналогии с ними может практиковаться и потребляться только в узких кругах профессиональных Homo ludens.

С сердечным приветом и с благодарностью за доставленное интеллектуальное удовольствие
Лариса Лисюткина

Ответ

Уважаемая Лариса,
спасибо за добрую память! Я Вас тоже помню по Москве и очень рад, что мы снова встретились, хотя бы и виртуально. Как поживаете, чем теперь занимаетесь?

Дело не в возврате к корням самим по себе - их не так уж много в составе любого языка - а в том, чтобы увеличить продуктивность русского словопроизводства на основе свободных сочетаний корней между собой и с другими морфемами. Здесь возможности языка беспредельны. Даже если ограничиться скромными оценками морфологического запаса русского языка, легшими в основу самого полного "Словаря морфем русского языка", получается следущая картина. "В результате всех этих ограничений материалом настоящего словаря морфем русского языка послужило более 52000 слов, составленных приблизительно из 5000 морфов (из них более 4400 корней, 70 префиксов и около 500 суффиксов...)" [А. И. Кузнецова, Т. Ф. Ефремова. Словарь морфем русского языка. М., "Русский язык", 1986, 16]. Если представить себе, что каждая морфема одного разряда (приставочная, корневая, суффиксальная) сочетается со всеми другими, то даже при ограничении слова типовым набором одного корня, приставки и суффикса (на самом деле многие слова включают два корня и несколько суффиксом), из указанного количества морфем простым перемножением можно образовать порядка 154 миллионов слов (4400х70х500). Это в три тысячи раз больше количества слов, реально задействованных в том материале, который представлен в словаре морфем (52 тысячи) и в тысячу раз больше количества слов, представленных в самых больших словарях современного русского языка.

Значит, примерно за 1000 лет своего существования русский язык реализовал в лучшем случае только одну тысячную своих структурных словопорождающих ресурсов. Чтобы эти ресурсы исчерпать с такими же темпами развития, потребовалось бы миллион лет, - очевидно, что ни один народ, носитель языка, не имеет шансов на столь долгое существование. На самом деле потенциальный лексический состав языка гораздо больше: если количество приставок и суффиксов остается в основном неизменным, то количество корней постоянно растет благодаря заимствованиям. Если представить, что в русском языке не 4400, а 10000 корней (очень небольшое число в сравнении с английским) и что слова с двумя суффиксами представляют нормальное явление, то число потенциальных слов вырастет до 175 миллиардов.

Иначе говоря, аналитизм мыслится мной как процесс расщепления слежавшихся словесных пластов и освобождения энергии для новых, потенциально безграничных словопорождающих синтезов. Это ответ и на Ваш третий вопрос. Конечно, способ создавать новообразования синтетически, с помощью аффиксов отнюдь не исчерпал себя. На этом в основном и сосредоточен проект "Дар слова". Посмотрите, например, выпуски 8 и 9, из тематической серии "Вызов мату. Корни мужского и женского действия -ЯР- и -ЁМ-", где представлено около 80 новообразований от двух корней, примерно соответствующих китайским ИНЬ и ЯН.

http://www.emory.edu/INTELNET/dar8.html
http://www.emory.edu/INTELNET/dar9.html

Статья, с которой Вы познакомились, это лишь один из теоретических материалов, сопутствующих проективному словарю. Он объясняет на ограниченном круге явлений лишь одну из возможных стратегий словотворчества. Я был бы очень рад, если бы Вы ознакомились с проектом в целом. Можно начать с 25 выпусков в "Русском журнале" (2002-03), точнее, с первого из них, где очерчены задачи и возможности проекта. Список всех выпусков с линками приведен здесь:
http://www.russ.ru/authors/epshtein.html

Введение в проект:
http://www.russ.ru/krug/20021104_slovo.html

Еще больше буду рад, если Вы станете постоянной читательницей и участницей проекта "Дар слова", с его еженедельниками рассылками.
http://www.emory.edu/INTELNET/dar0.html
Там есть форма для электронной подписки (разумеется, бесплатной).

Что касается второго вопроса, то язык складывается и меняется медленно, но индивидуальными усилиями можно этот процесс ускорить. Процитирую из того же введения:

Существует предубеждение, что творение новых знаков, новых единиц языка - это процесс коллективный, безымянный, соборный, что субъектом словотворчества может выступать только целый народ. Это верно (и то лишь отчасти) по отношению к определенной эпохе развития языка, которая сейчас, возможно, подходит к завершению. Когда-то ведь не было и индивидуального литературного творчества, песня и сказка передавались из уст в уста, а потом, с возникновением письменности, появились и индивидуальные авторы литературных произведений. Точно так же и сейчас, с переходом к электронной словесности, завершается фольклорная эпоха в жизни языка, у слов появится все больше индивидуальных авторов.

Собственно, и в прежние эпохи индивидуальное словотворчество было важным фактором обогащения языка. М.В.Ломоносов ввел такие слова, как "маятник, насос, притяжение, созвездие, рудник, чертеж"; Н.М.Карамзин - "промышленность, влюбленность, рассеянность, трогательный, будущность, общественность, человечность, общеполезный, достижимый, усовершенствовать...

Но до создания Интернета трудно было проследить истоки новых слов, зафиксировать, кто их впервые стал употреблять и в каком значении. С появлением Сети это делается простым нажатием клавиши в поисковом моторе. С другой стороны, интернет делает возможным и мгновенное распространение нового слова среди огромного количества читателей. Новообразование может быть подхвачено на лету, и его успешность легко проследить по растущему из года в год и даже из месяца в месяц числу употреблений. Именно прозрачность интернета в плане чтения и проницаемость в плане писания делает его идеальной средой для отслеживания и распространения новых словесных, да и графических, изобразительных знаков. Интернет делает с языком то, что когда-то письменность сделала с литературой: превращает его из фольклора в область индивидуального творчества.

Можно предположить, что знакодатели со временем будут играть в обществе не меньшую роль, чем законодатели....




Ника Васильева

* Если логопоэйя подразумевает «создание слов как самостоятельных произведений и выполняет выразительную, эстетическую функцию нового слова», как Вы подчеркиваете в своей статье, то почему тогда логопоэйя иррелевантна по отношению к словотворчеству Маяковского? Ведь Маяковский, как Вы сами указываете, воспринимал свои новые слова прежде всего как стилеобразующий конструкт, конституент экспрессии в его поэтическом произведении. Потому, что их автономность невозможна вне произведений Маяковского, поскольку при перенесении в другой контекст обозначаемое (сигнификат) теряет свою силу?

* Каковы критерии логопоэйи, которые бы отличали ее от других видов словотворчества, например, таких, как фольклорное слово? Кстати, примеры радикализации русской лексики так или иначе отсылают к фольклорным этимологическим корням, как правило, к устной народной речи. Ср. поговорку «Тишь да гладь – божья благодать». Фольклорное слово, как правило, отличается глубокой ассоциативной природой. Ср. у Достоевского в сибирской тетради, начало 1850-1860-х: «Ну, что ты сорочишь

* На мой взгляд, синтетизм русского языка обеспечивает ему необычайную семантическую, фонетическую и интонационную гибкость и своеобразие. Чрезмерный аналитизм просто нейтрализовал бы язык, свел бы к минимуму многообразие семантических нюансов. Не в ущерб ли это поэтичности и эстетике русского языка? Ср. у Достоевского из записных книжек 1860-1881 гг: «До чего человек возобожал себя (Лев Толстой)». Не будь префикса воз-, значение слова было бы другим, потерялись бы оттенки субъективности, отношения Достоевского к Толстому. Модные и очень распространенные сейчас в английском языке, в частности, в электронной языковой сфере, хотя и нередко в СМИ в последнее время,  аббревиатуры типа „Let me know ASAP (as soon as possible).“, или, что еще интереснее, замена лексических единиц цифровыми со значением лексических, либо замена лексических единиц буквами и цифрами: “4 U 2.” (For you, too), безусловно, экономичны, но трансгрессивны по отношению к языку.  >

* Можно ли, по Вашему мнению, рассматривать слово «дарвалдая» как пример логопоэйи? Ср. «Дарвалдая. Я предлагаю принять новый глагол. Смешнее представить себе нельзя чего-нибудь, как город Валдай, дарящий колокольчики. К тому же глагол известен всей России, трем поколениям, ибо все знают тройку удалую, она удержалась не только между культурными, но даже проникнула и в стихийные слои России, говоря слогом Ростислава Фадеева. Но все, во всех слоях, пели дар Валдая не как дар Валдая, а как дарвалдая, то есть в виде глагола, изображающего что-то мотающееся и звенящее, можно говорить про всех мотающихся и звенящих или стучащих – он дарвалдает. Можно даже сделать существительное „дарвалдай” и приложить его ко всем сочинителям брошюр „Быть или не быть“. Что мы такое, чем мы будем. […] Я изобрел или, лучше сказать, ввел одно только слово в русский язык, и оно прижилось, все употребляют: глагол „стушевался“ в „Голядкине“. […] Сидела-сидела, надарвалдаяла такого вздору! (Ведь недурно, право.) Можно взять и фамилью Дарвалдаев, в роман или водевиль, для изображения неосновательного молодого человека, с претензиями человека консервативного или либерального, все равно. Стушевать – на нет; затушевать – другое. Вот пустил словечко, не знаю, что-то будет. Я дарвалдаял, ты -, он-, мы дарвалдаяли, вы дарвалдаяли, они дарвалдаяли.» (Достоевский: Из записных тетрадей, 1864-1880)

Ответ

Уважаемая Ника,
я полагаю, что неология Маяковского имеет прямое отношение к логопоэйе, к словотворчеству как поэтической деятельности. Другое дело, можно ли назвать его неологизмы однословиями, т.е. произведениями самостоятельного жанра, или они элементы более обширного поэтического целого - стихотворения, поэмы. На эту тему у меня была статья "Слово как произведение. О жанре однословия", вышедшая в "Новом мире" (#9, 2000) и в "Континенте" (#103). Вы можете найти ее сетевую версию по адресу:
http://www.emory.edu/INTELNET/mt_odnoslovie.html

Там же Вы найдете ответы и на ряд других вопросов, например, о типологии неологизмов, в числе которых есть и фольклорный, сказовый. Такой способ словообразования, как "дарвалдая", регулярно действует в русском языке и называется "сращением", ср. с-ума-с-шед-ш-ий, ума-лиш-ен-н-ый. А дальше уже начинаются суффиксация, префиксация и т.п., связанная с "морфологическим склонением" слова, его переходом в другие части речи: "одарвалдаиться" и т.д.

Я согласен с Вами, что функциональный аналитизм - вроде распространенного у нас в 1920-е гг. "политпросвета" и "коопсаха" и пр. аббревиатур или нынешнего компжаргона - иссушает язык. Вот почему в статье идет речь о поэтическом аналитизме и возникающих на его основе новых возможностях синтетического строя.


Никита Негин

Вы называете логопоэйю кратчайшим поэтическим жанром. Мне не совсем понятно, в чём заключается именно поэтический потенциал этого явления. Мне кажется, что если слова, образованные в процессе "словотворчества" войдут в повседневный язык, они сразу перестанут являться произведениями искусства. Ни одно стихотворение, например, не существует как самостоятельная языковая единица. В речь оно может проникать только в виде цитаты, то есть в общем-то достаточно инородного тела. И ещё один вопрос: для того, чтобы заниматься логопоэйей, обязательно ли быть поэтом?

Ответ

Уважаемый Никита,
всякое слово в момент своего возникновения - это маленькое (минимальное) поэтическое произведение, поскольку оно впервые соединяет значимые элементы языка и обнаруживает их образный смысл. А. Н. Афанасьев, выдающийся собиратель и толкователь славянской мифологии, исходил в своей деятельности из того, что "зерно, из которого вырастает мифическое сказание, кроется в первозданном слове" ("Поэтические воззрения славян на природу", М., 1865-1869, т. 1, с.15). К этому Потебня добавляет, что "не первозданное только, но всякое слово с живым представлением, рассматриваемое вместе со своим значением (одним), есть эмбриональная форма поэзии" (А.А. Потебня. Эстетика и поэтика. М., Искусство, 1976, с.429). Отсюда и мысль Ралфа Эмерсона: "стихотворение не обязательно должно быть длинным. Каждое слово когда-то было стихотворением" (Every word was once a poem, эссе "Поэт").

Конечно, когда слово входит в употребление и воспринимается уже функционально, чисто автоматически, оно утрачивает свою поэтичичность (тот, кто говорит: "пора мыть окна" вряд ли вспоминает при этом, что "окно" содержит в себе образ "ока"). Тогда приходят поэты и начинают заново оживлять, остранять затертые слова, выводить их из автоматического режима.

Словотворчество - особый жанр словесности, и для занятий в нем не обязательно быть стихотворцем, хотя, конечно, и не возбраняется. В. Даль в своем "Толковом словаре" "исподтишка" образовал около 14 тысяч новых слов, т.е. был, наряду с В. Хлебниковым, самым продуктивным из русских словотворцев, хотя стихов никогда не писал.


Екатерина Васильева-Островская

Иногда особенности языка связывают с национальным характером его носителей. Вы назвали русский язык синтетическим по своей сути и немного неповоротливым (недаром ему нужна морфологическая "встряска" и "раскачка"). Видите ли Вы тут какие-то параллели к типично русскому образу мыслей?

Ответ

Уважаемая Екатерина,
конечно, параллели имеются, хотя с ними нужно быть предельно осторожными, поскольку всякая идентичность, индивидуальная или национальная, часто проявляется именно в противоречии с собой, в стирании своей однозначности.

Мне представляется, что русский язык, как синтетический, заклинателен, он больше взывает к бытию, чем сообщает мысли. Отсюда сплошная повторяемость грамматических единиц. "Рослый охотник вошел в молодую, залитую солнцем, свежо пахнущую березовую рощу". Трижды выраженное значение мужественности у охотника и пять раз выраженное значение женственности и винительности у рощи. Зачем это нагнетание одного и того же? - чтобы пробиться в бытие, не просто означить, но стать тем, что означается, обытийствовать смысл. Магия повтора, грамматика заклинания: -ую -ую -ую-ую -у. Отсюда заключение Мандельштама о бытийственности русского языка - это связано с его информативной избыточностью, выливающейся в попытку трансформации своего предмета.

Об особенностях мышления на русском и на английском можно прочитать в моем эссе "Говорит ли философия по-русски?", которое выходит в первом номере нового журнала "Nota Bene" (Иерусалим). Приведу оттуда отрывок:

...В бахтинских текстах на протяжении многих страниц варьируется одна и та же мысль, повторяется во все новых словосочетаниях и терминах. На русский слух это звучит очень хорошо, поскольку в русской речи воспринимается ее коммуникативная заразительность, энергия высказывания, напористое умножение вариаций одного смысла, разбросанных по всему пространстви книги или статьи. И наоборот, сходные, почти тождественные мысли у Бахтина разделяются большими промежутками, где разговор переходит на другие темы - потом возвращается к прежним. Русской мысли свойственна такая развинченность дискурсивного стержня, который вращается и сгибается в разных направлениях, не выпрямлен в сторону временной и логической последовательности... Русский язык любит синонимические повторы, наслаждаясь тем, как одно и то же может по-разному выражаться... Английскому интеллектуальному слуху воспринимать такой длинный распев - наворот одних и тех же мотивов - чрезвычайно утомительно. Этот слух ищет предельно ясной, единократно выраженной информации, и если на 10-ой странице повторяется в новых выражениях то, что уже сказано на 5-ой, он отключается, перестает воспринимать и уважать источник речи. Строй русской мысли - вращательный, английской - поступательный. Русское слово более магично, заклинательно и потому склонно к повтору. Английское слово более информативно, сообщательно и потому избегает повторов.


Я благодарю Екатерину Васильеву-Островскую, взявшую на себя труд организовать это обсуждение, и всех, приславших свои вопросы. Я приятно удивлен и их количеством, и качеством.

Если вас интересует транслингвистика - дисциплина преобразования языка на основе его изучения - буду рад видеть вас среди подписчиков и читателей "Дара слова. Проективного лексикона русского языка". Эта рассылка выходит еженедельно уже почти 4 года, у нее сейчас 1860 подписчиков. Лексикализация морфем, аналитическая прививка к синтетическому строю - лишь одна из многих стратегий, которая обсуждается и воплощается на страницах этого электронного издания.

Подписка бесплатная, выйдите на страницу
http://www.emory.edu/INTELNET/dar0.html
и впишите адрес своей электронной почты в форму, которую там найдете. Вам придет письмо от subscribe.ru, вы на него ответите, подтвердите факт подписки. После этого по понедельникам, уже без всяких дальнейших действий, будете получать рассылку по этому адресу. Если возникнут сложности с подпиской, дайте мне знать, я вас сам подпишу.

На той же странице вы найдете линки ко всем предыдущим выпускам (более 100), а также ряд теоретических статей и материалов по транслингвистике, по жанру однословия, материалы дискуссий, конкурсы на лучшие однословия и т.д.
 

Кроме того, обсуждение вопросов словотворчества проводится лингвистическим сообществом АИСТ в Живом Журнале. Как и к подписке на "Дар слова", приглашаются все.
Ассоциация искателей слов и терминов:
http://www.livejournal.com/community/ru_words/



К СТАТЬЕ